Странница рывком приподнялась, и в глазах ее вспыхнул такой гнев, что Алин умолкла.
— Твоей кровью их не воскресишь! Тебе умереть было бы легче, чем раскаяться, знаю. Так вот — не умрешь! Родичам еще в глаза глянешь…
Она тяжело упала на подушки.
— Раскаяться! — Алин через силу рассмеялась. — Вот выйду сейчас из Дома, скажу первому встречному, кто я — думаешь, закон его удержит?
— Делай как хочешь, — тихо сказала Странница. — От чужого кинжала я тебя защитить не могу. Жаль, так я хотела узнать, отчего мы похожи. Может быть, сестры…
— Ты бы хотела иметь такую сестру? — Алин облизала пересохшие губы. — Смешно это все…
— Так смешно, что у тебя слезы на глазах, девочка?
Странница погладила ее по руке.
— Глупости! — вздохнула Алин, но руки не отняла.
— Ты ведь тоже не можешь одна…
— Могу!
— Нет. Тебе тяжело сейчас, среди молчания…
Алин захотелось вновь, как тогда, на площади, закричать: «Не хочу твоего милосердия!», — но тут Странница, замолчав на полуслове, обхватила ее, будто пытаясь заслонить. Алин обернулась. Над ними стоял Вентнор. Лицо у него было страшное.
— Ты… — процедил он сквозь зубы, глядя на Алин, — что тебе нужно здесь?
— Все в порядке, Вентнор, — ласково сказала Странница, не выпуская Алин. — Я хочу пить.
— Сейчас, — он снял с полки питье. Алин молча высвободилась, отошла в угол. Странница долго пила, а Вентнор поддерживал ее. Потом он поставил чашку на столик и хотел отойти, но Странница взяла его за руку, и он покорно сел рядом.
— Откуда эта взялась? — спросил он шепотом.
Странница слабо улыбнулась:
— Она ничего плохого не сделала.
— Она тебя разбудила.
— Что ты, я сама проснулась…
— Помолчи, — умоляюще сказал Вентнор. — Танис велела тебе молчать.
— Хорошо, — Странница сильнее сжала его руку.
— Тебе больно?
— Нет.
— Больно, я же вижу…
— Нет, — повторяла Странница, не выпуская его руки. Они мгновенно забыли об Алин. Она постояла немного и вышла, побрела по коридору. И вскоре наткнулась на Боско.
— Вот чертовка! — высказался он почти восхищенно, хватая беглянку за плечо. — Мы с ног сбились, а она гуляет себе.
Алин ничего не ответила.
* * *
На рассвете пятого дня после суда я проснулась от странного звука. Будто над Ратангой кто-то дунул в гигантскую раковину. Звук был протяжный, чистый, тающий вдалеке.
Алин спала. Она стала спокойнее за эти дни, после таинственного своего исчезновения. Но это было уже не то каменно-спокойное безразличие опустошенной души перед неизбежностью — это было спокойствие тяжелораненого, уверовавшего в то, что он выживет. И потому я с легким сердцем оставляла ее одну надолго.
