И плач, и слёзы... | страница 63



Я ехал по ночной Москве, и ничто меня не трогало: ни знакомые остановки, ни метро, ни автобус, которым я добирался до гостиницы. Одно будило мою память, щемило сердце — моя дочь с ее будущим, мое единственное создание, мой лучший фильм, завоевавший все "Оскары".

— Долой КПСС! Долой КГБ! Да здравствует свободная Россия!

Ночная Москва была забита народом. Немецкая эйфория по поводу объединения Германии была схожа с нашей — все пытались освобо­диться от коммунистического ига.

Европа дружно скандировала:

— Долой КПСС! Долой коммунизм!

Перестройка была в разгаре.


29.01.1990. Понедельник

Григорьев придумал грандиозный сюжет: бедные советские артис­ты организовали кооператив "Политбюро", ездят по стране, представ­ляя исторические личности СССР: Сталина, Хрущева, Брежнева и Чапа­ева. Их преследуют рэкетиры. И когда "Сталин" отказывается отдать им часть заработанного, они убивают всех, а потом сжигают вместе с домом, где они скрывались. В финале образ горящей страны.

— Надо писать сценарий! — сказал я ему. — Это то, что сегодня происходит в СССР. Еще введем Ленина — будет звучать его настоящий голос с разбитой пластинки. "Советская власть — это..", "Советская власть - это...". Он так и не ответит, что такое Советская власть!

И вот уже вторую неделю мы сидим в Матвеевском, в Доме ветеранов советского кино, что недалеко от ближней дачи Сталина в Кунцево, и работаем над сценарием. Придумать-то придумал Григорь­ев, а вот движения никакого! Две недели — и ни строчки на бумаге.

- Знаешь, как Андрон Кончаловский работает,— сказал мне Же­ня, — Обложится книгами, журналами и все время что-то выуживает из них. Своего-то ничего нет! Учись, брат...

— Я так не умею.

- У него была тетрадка, куда он все записывал, зарисовывал кадры во время просмотра американских фильмов.

— И Тарковский так?

- Не знаю. Этот-то поталантливее. Теперь, после его смерти, все в друзья полезли.

— Моя любимая картина — "Рублев". Жесткая, честная и очень русская!

Женя пристально посмотрел на меня, подумал.

— Не знаю, как русская, но талантливая!

Я достал "Беловежскую", налил по граммульке.

— Еще?

— Достаточно.

- Ну, будь!

- Будь!

Выпили, помолчали.

— Знаешь, успокоиться не могу, — сказал Григорьев. — За один декабрь вся Европа рухнула. А Буш подзуживает нашего! Они давно уже ждут, чтобы у нас все развалилось. Куда этот пятнистый олень смотрит?

— Все уже развалено.

— Вот смотри... Германию отдали? Отдали! — Он стал загибать пальцы,— Венгрию, Польшу, Чехословакию, Румынию... Отдали?