Это мое первое впечатление от Германии.
Разница между Западным и Восточным Берлином была во всем: в архитектуре, чистоте улиц, рекламе, витринах магазинов, машинах. Западные немцы не принимали "наших", и только молодежь тянулась друг к другу. На концертах западных ансамблей площади Восточного Берлина ходуном ходили — такого массового единения молодых душ я еще не видел! Берлин ликовал! Я благодарен судьбе, что пришлось быть свидетелем этой эйфории!
Потрясло меня советское посольство в Бонне.
Это второе и самое сильное впечатление от Германии.
Началось с того, что в столовой нашего посольства у Филиппенко украли кошелек с деньгами. Он положил его у кассы. На секунду отошел посмотреть меню и когда вернулся, кошелька уже не было. Мы подняли скандал, позвонили в секретариат посольства, и через несколько минут кассирша вернула Саше кошелек. Потом мы пошли в универмаг посольства, и то, что там увидели, нас потрясло.
Центр Европы, вокруг роскошные супермаркеты, а здесь хаос: между овощным и промтоварным отделами натянута морская веревка, морковка лежит среди радиоаппаратуры, охрану несет толстая, с огромным начесом на голове тетя. Как будто мы не в центре Европы, а в таком захолустье, которое даже в России редко увидишь!
Нас везде сопровождал атташе по культуре. Он видел нашу реакцию, но делал вид, что ничего не замечает.
— Когда мы научимся чему-нибудь? — буйствовал Филиппенко, выйдя из универмага.— Когда мы станем людьми?
Атташе по культуре молчал.
— Центр Европы! Десять метров до забора, разделяющего советское посольство с центром Европы, и там другая жизнь! Стыдно! Стыдно кому сказать! Стыдно за великую культуру! Стыдно за великую страну!
— Великой скоро не будет!
Мы тогда не придали значения словам дипломата, но он предсказал то, что позднее произошло в Беловежской пуще.
Третье потрясение — "Сикстинская мадонна".
Мы два дня были в Дрездене и два дня провели в знаменитой Дрезденской картинной галерее. Идешь по залу — дрожь берет, кажется, что на тебя кто-то смотрит. Оглядываешься и видишь Ее! Она, как магнит, тянет к себе! Ты не в силах совладать с собой, ты не подчиняешься себе, ты принадлежишь Ей! Это поразительное чувство! Я на всю жизнь запомнил состояние, овладевшее мной в те минуты. Возвращался домой, а перед глазами — Она! Она на всю жизнь стала моей! Вот такая сила искусства!
Потрясения от премьер "Нашего бронепоезда" у меня не было.
Западный зритель далек от наших проблем, они ему непонятны. Если наш главный герой убийца, то, с их точки зрения, он должен сидеть в тюрьме. У них одна правда — правда закона! Никакими суперзвездами их нельзя убедить в том, что охранники лагерей виновны. Их мало интересовало наше кино, их интересовало, что у нас будет дальше? Куда пойдет перестройка? Как мы к ней относимся?
