– Нет, это совсем другое, – покачал головой Дульцкий и пустился в объяснения. – Есть особый вид гусениц, которые живут только в тропических лесах. Они ползают по стволам деревьев, пожирают кору и оставляют взамен капельки своей слюны. Насекомые крошечные, но их миллиарды. В жаркие месяцы деревья покрываются их слюной снизу доверху. Хитрые индусы аккуратно счищают вязкую жижу, вытапливают через парусину и закатывают в бочонки. Везут в Москву. Здесь я их вскрываю и проверяю, чтобы не было никаких примесей… Матерь Божья, знали бы вы, как мне тошно! Эти чертовы червяки плюют из своей Индии прямо мне в душу… Ах, господин Мармеладов! Как бы я хотел хотя бы день, да что там, хотя бы час пожить вашей жизнью, полной загадок и тайн!
– Поверьте, и это надоедает, рано или поздно, – сыщик посмотрел на оконное стекло, исхлестанное струями дождя, и потянулся за плащом. – А впрочем, пойдемте!
– Куда?
– К соседям Ммонтовых.
– Вы серьезно? – Дульцкий задохнулся от восторга.
– Какие уж тут шутки. Мы оба слышали выстрел. Имеем полное право потревожить… Да оставьте вы этот колпак! После заберете.
– Но как же… На улице дождит.
– Ничего, поедем в закрытом экипаже.
Сыщик поднял револьвер к потолку и спустил курок.
– Снова-здорово! Чегой шумите-то, Родьён Романыч?! – рявкнул запыхавшийся дворник. – Добрых людей пужаете…
– Раздобудь-ка нам, добрый человек, коляску с козырьком. Да поживее! – скомандовал Мармеладов. – Пан Дульцкий, на сей раз рубль за вами.
Трехэтажный дворец Мамонтова выглядел словно купеческий недоросль в люстриновом кафтане, сытый и лоснящийся, повалившийся на перины для послеобеденной дремы. Небольшой домик, притулившийся справа, казался рядом с ним босоногим бродяжкой, клянчащим у прохожих грошик. Фасад местами облупился, окна давно не мыли, а входная дверь скрипела на несмазанных петлях. Столь же противным был и голос старого слуги:
Чего надобно?
Хозяева дома? – спросил в ответ Мармеладов, переступая порог.
Куды прёшь?! – лакей попытался захлопнуть дверь, но сыщик навалился плечом, не позволяя этого сделать. – Обождите, сперва доложу.
А нам что же, прикажешь под дождем мокнуть? – возмутился Дульцкий, врываясь в дом. – Впусти гостей, cham, и докладывай сколько влезет.
Ишь, шустрец какой, – старик вцепился в загривок коротышки неожиданно сильными пальцами. – Не положено!
На шум из боковой комнаты вышла миловидная женщина лет тридцати.
Яким, кто там?
Звуковой мастер потянулся к шляпе, чтобы галантно приподнять ее, но тут же вспомнил, что на нем нет головного убора. Он смутился и забормотал:
