– Нелегко вам здесь будет, Евгений Николаевич. Если честь по чести… Раньше был Козлов, теперь на его месте вы. Что говорите? Нет, я не то хотел сказать, разумеется, вы на своем месте, кто бы спорил. Козлов был, Козлова нет. А коллектив остался. А коллектив, скажу я вам, – у-у, какой коллектив!.. Вот хотя бы Витька, шофер…
– А что Витька?
– Кто его на работу принимал? Козлов! Козлова нет – машина теперь где? В гараже машина. Не на ходу машина, а вчера ездила. Теперь – Саранчук. Еще год назад кем был Саранчук? Пфуй! Адвокатишкой! Строчил жалобы, в суде штаны протирал. Кто Саранчука подобрал? Опять же Козлов! Ну а что до Ильенко, там статья особая. Человек на хорошем счету, скоро шестьдесят, а тут снимают с работы прокурора. Соображаете? У старика был последний шанс вскарабкаться выше, но появляетесь вы – и кресло занято.
Я ошарашенно заглянул в мутные глаза Савенко:
– Так что же?..
– Коллектив не за вас. Раньше все было хорошо, привычно и понятно, а кто знает, как повернется теперь? Из всей прокурорской братии одна Любка в шоколаде. Она в обед чарочку пропустит, а после почту разносит. Козлову, разумеется, донесли, вот он и грозился ее погнать, да не успел, сам того…
Я спросил, а что Надежда Григорьевна Гузь? Ухмыльнувшись, Савенко скабрезно пошевелил в воздухе растопыренными пальцами:
– Там особые отношения, хитрые. Как-нибудь сами увидите. А пока… – Он заерзал на стуле, с трудом приподнял отяжелевший зад и, покачиваясь и лавируя в тесном пространстве номера, поплыл к двери. – На всякий случай – туалет в конце коридора… Сию минуту… Это все пиво, будь оно неладно…
«Вот так так: хитрые отношения!.. – глядя вслед грузно выплывающей из номера фигуре Савенко, подумал я с мутной, хмельной ухмылкой. – Наша скромница Гузь – и Козлов… Вот так так! А впрочем, он ведь вдовец. А что она? Есть у нее муж или она тоже вдова? Постой, почему обязательно вдова, почему не просто так?.. Это же надо: хитрые отношения!..»
Приглушенно-мягкий звук, будто на пол свалился куль муки, долетел из коридора.
– А, черт! Мышиный лаз, а не коридор: там стена, тут стена, – раздался гулкий голос Савенко, потом послышалось невнятное бормотание, похожее на сдержанное ругательство, и майор с трудом протиснулся в дверной проем номера, потирая ушибленное плечо и приговаривая сквозь зубы: – Говорил: гостиница – дрянь, дрянь и есть! А? Не попробовать ли нам самогона?
Язык у него слегка плелся, и на ногах он держался не очень твердо, но по выражению его алчущих и жаждущих глаз я понял: до конца еще далеко. Как бы его спровадить? – мелькнула вздорная мысль, но я тут же устыдился: не он – я позвал, и человек расстарался, кормит-поит, разливается соловьем. Нет, надобно терпеть, терпеть и ловчить: пригубливать, делать вид, что пью, а спиртное незаметно выплескивать под кровать, иначе утром умру, умру, но не встану…
