"Тернистый" путь во ВГИК
Работая в театре, я часто бегал в массовках на киностудии, бывал дублером, мне даже какие-то малюсенькие роли давали. Однажды режиссер говорит: "Сделай одолжение, нырни, чтобы на тебя свет поставили" (герои по сценарию должны были плавать в бассейне, и на место их "дислокации" осветителям нужно было навести свет и камеру - вода не имеет никаких координат, а актеры час в воде находиться не могут - потом при съемках зуб на зуб не попадет). Бассейн открытый, вода ледяная. Я прыгнул.
- Правей! Так. Замри! Держись на месте! Не крутись! Свет на него поставьте! Так. С этой стороны. Теперь с этой, - звучали команды.
Час плавал, а может, больше. Готово. Вылез и исчезаешь, словно тебя и не было, актеру остается нырнуть в освещенное место и непринужденно сыграть.
Так что мой путь в искусство был достаточно тернист. А если серьезно, это было просто здорово! Мне было интересно нырнуть в холодную воду и болтаться там - вроде как что-то за актера делаешь (плавал я хорошо, одно время был в школьной сборной ватерполистов).
Атмосфера кино меня завораживала: тут декорации там массовка, здесь еще что-то - размах!
Дядя Боря Кудрявцев
Бегая в массовках, я подружился с потрясающим артистом - дядей Борей Кудрявцевым. Статный, роскошный, красивый, Борис Константинович (я его называл всегда дядя Боря, а он меня Егорка) играл в театре Янки Купалы, потом его уволили, и он уехал в Москву, где снимался в кино - помните знаменитые "Ромашки спрятались, поникли лютики...". То, что он был гениальный артист, знали весь театр и все окружение, но, оказывается, было нечто, что он держал в тайне от всех. Я только незадолго до его кончины узнал, что он всю жизнь серьезнейшим образом работал над поэзией Есенина. У него дома был огромный магнитофон, на который он начитывал стихи Сергея Александровича, слушал, исправлял, перечитывал. Он говорил: "Я - рязанский, и он - рязанский, свой говор". Он считал, что по-настоящему Есенина может читать только рязанский мужик, что этот говор, не будь его у тебя, в стихах не прочитывается.
Они, артисты, если их копнуть, то каждый - такой огромный мир, такая прожитая жизнь, всякая, разная... К ним нужно бережно относиться. Неспроста Станиславский призывал своих учеников, будущих режиссеров театра: "Умрите в актере! Растворитесь в нем". И это правильно. Ну, как иначе? Коля Караченцов - я должен был в нем раствориться, Борис Кузьмич Новиков - то же самое, это неповторимые личности. Санаев, Макарова... Господи, Боже мой! Трудно себе представить, что на малюсенький эпизодик в "Плаче перепелки" - на полдня делов-то - Стефания Михайловна Станюта согласилась приехать. Олег Даль, прочитав сценарий "Расписания на послезавтра", дал ответ мгновенно: согласен, и с каким серьезным отношением потом работал. Потрясающе. Памятники надо ставить при жизни таким актерам.
