— Да, пустяки, — обернулся Петр Михайлович.
На затылке Лугового будто срезан острым ножом кусок кожи. Череп не тронут. Врач смазал рану.
— Можно не закрывать, так лучше подсохнет.
К врачу подошло сразу несколько человек. Некоторым из них он успел сделать перевязку. Однако закончить работу ему не удалось. В дверях снова появился эсэсовец.
— Выходи!
Полутемный туннель тянулся около двухсот метров. Он привел к большой площадке на противоположной стороне холма. Здесь внутренний двор. Он выложен продолговатыми бетонными плитами и обнесен высокими каменными стенами. А над головой небо, черное, с яркими звездочками.
С вышек, установленных на стенах, ослепительно светят прожекторы. В глубине двора на специальных мостках громоздится котел. Пленные длинной цепочкой проходят мимо котла, почти не задерживаясь возле него. Им дают по полчерпака какой-то бурды. Она из брюквы, чуть приправлена отрубями. Многие люди тут же, в строю, с жадностью хлебают «суп» и движутся в обратном направлении к туннелю.
Неожиданно на дворе раздается крик. Все словно по команде поворачивают головы. Два дюжих охранника избивают молодого военнопленного. Затем они волокут его на середину двора. Там, широко расставив ноги, стоит эсэсовец.
— Внимание! — звучит приказание.
Раздачу пищи приостанавливают.
— Эта свинья нарушил порядок. Он пытался получить две порции супа, — громко говорит эсэсовец. — Он не хочет подчиняться немецкому порядку. — Эсэсовец неторопливо вынимает из кобуры пистолет. Сухо звучит выстрел.
— Так будет со всеми, кто нарушит порядок! — Предупреждает эсэсовец.
Парень лежит, раскинув руки, в самом центре двора. На него наступил ногой эсэсовец. В руке у эсэсовца уже не пистолет, а короткий хлыст. Он щелкает им по ярко начищенному голенищу сапог и спокойно закуривает сигарету. Мощные прожекторы освещают внутренний двор. И Луговому кажется, что луч света нарочно остановился на убитом. Видна каждая черточка на его лице. И не верится, что минуту назад этот молодой солдат шел в шеренге со всеми, был жив.
* * *
Рано утром Луговой проснулся от холода. Когда он открыл глаза, Пашка уже не спал.
— Здесь собака и та сдохнет…
— Не отапливают… — отозвался Луговой.
— Петр Михалыч, так мы не протянем, — зашептал Пашка, — первую ночь рука не беспокоит, вздохнул было свободней, а тут… — Пашка выругался.
Луговой сел, плотней запахнулся шинелью и повернул голову к двери. Человек с черной бородкой тоже проснулся. Он слегка кивнул Луговому. Петр Михайлович провел рукой по переносице: «Где я видел его?» Как ни старался он, но припомнить бородатого военнопленного так и не смог.
