Он вполголоса забористо выругался, увидев, что у телефона-автомата нет трубки, и оттуда дворами, напрямик, устремился к «Детскому миру».
Там телефон-автомат оказался в полном порядке. Игорь непослушной рукой снял трубку, однако номер набрал не сразу. Сердце билось так, что не хватало дыхания.
— Да-а?.. — приветливый, даже ласковый, пугающе чужой и такой знакомый голосок.
— Танюшк?
Гробовое молчание.
— Это я.
Молчание. И затем:
— Чего надо?
— Поговорить, — звук на излете, в легких совсем нет воздуха.
— О чем?
— Давай кончим!
Молчание, молчание, долгое, невыносимое. И затем:
— Поезд ушел.
— У тебя кто-нибудь есть?
— Не твое дело!
— Я не могу без тебя.
— Разбитую вазу не склеить.
— Можно попытаться.
— Только лишние травмы.
— Атак, что ли, их нет? — и ужаснулся, услышав свой надсадный, отозвавшийся эхом в ночи вопль.
И снова в трубке повисло тягостное молчание.
— Танюш, давай встретимся и поговорим!
Молчание.
— А, Танюш? — и тут он брякнул: — Ты знаешь, какая у меня беда? Зрение…
— Что такое? — спросила Танюшка.
— В упор не вижу… женщин! — и голос у него сорвался от волнения, а Танюшка, видно, по-своему поняла.
— Не терзай меня! — крикнула истерично и бросила трубку.
Слишком поздно он понял, что сморозил глупость. Тут же опять набрал снова ее номер. Набрал не сразу, потому что палец прыгал по диску как в пляске святого Витта. А потом долго, бесконечно долго слушал протяжные заунывные гудки.
Он увидал эту троицу на следующую ночь, приблизительно в начале второго. Почти перед самым его носом парни вывернули на Кировградскую улицу. Игорь последовал за ними по другой, притемненной стороне.
Парни о чем-то переговаривались между собой. Игорь пытался прислушиваться, однако так ничего и не сумел разобрать, кроме матюгов, которыми они щедро пересыпали свою речь.
Их внешний вид соответствовал тем немногим приметам, которые смогли припомнить очевидцы ночных налетов. По правую руку от Белоголового враскачку поспешал квадратный Коротышка. О третьем парне можно было сказать, что у него не имелось каких-то особых примет, которые бросались бы в глаза ночью и притом на расстоянии.
Они свернули на улицу Орджоникидзе и остановились на углу возле парикмахерской. Как раз напротив дома, в котором жили Полунины и Митрофанов. Притаившись в его тени, Игорь представил, как Полунин нетвердой походкой вышел со двора на тротуар, пересек проезжую часть и оказался в непосредственной близости от «ковбоев», которые в ту ночь наверняка так же вот толклись возле парикмахерской…
