Мы шли по длинному пустому коридору — не больничному, скорее конторскому — женщины впереди, сзади жабьелицый. Линолеум холодил мои босые ноги.
Я молчала. Страх мой достиг, видимо, той степени, когда все ужасы воспринимаются как-то отстраненно, почти буднично. К тому же, теплилась слабая надежда, что Мартин что-нибудь придумает, чтобы выручить меня.
Эгле, ужиная королева... Повелительница не увиденного мною моря. Если они сделают со мной то, что задумали, я уже никогда не нарисую такую картину. И вообще, больше никогда ничего не нарисую. Мелькнула предательская мысль: живут же и так... Можно рисовать и не имея души. Разве мало я видела таких художников? И разве мало у них поклонников? Но тут же мысль: не жизнь это, не могу я так... Не хочу!
Меня привели в большой зал с единственным полукруглым окном, которое начиналось почти у самого пола. В окне светился витраж из зеленых и красных стеклышек, похожий на пентаграммы, которые показывала мне Биргита Эдуардовна. Насколько я поняла, залу хотели придать готический колорит, хотя вкуса у этих существ, очевидно, не хватало. Самым странным в помещении было каменное ложе посреди зала, составленное из типовых гранитных плит, которые используются для отделки парапетов и вестибюлей —>: сколько я рисовала таких интерьеров! Даже маркировка на плитах сохранилась. По краям ложа были приделаны кольца из арматуры, на них болтались резиновые жгуты, которыми медики пережимают артерии.
Только тут я поняла, что в зале много людей. Хотя — людей ли? Возможно, в уличной толпе или в чиновничьем кабинете каждый из них показался бы обычным. Но теперь, все вместе, они производили жуткое, угрожающее впечатление: зеленолицые, с пустыми выпуклыми глазами и отвисшими губами, Они все смотрели на меня и как будто радовались — хотела бы я знать, чему... Хотя нет, лучше не знать. Вот кто-то, похожий на того блондина, что приставал ко мне на улице у костела. А вот — бесцветный парень с заводского склада. А там не моя ли соседка по гостинице — Алина? Может, и нет. Их образы сливались в один размытый коллаж. Присутствующие прибизились, но вплотную не подходил никто, словно ожидали какого-то важного события.
Не хочу выглядеть жертвой. Идиотская белая рубашка... Я независимо скрестила руки на груди и уставилась в потолок, невольно вслушиваясь в гнусавые голоса:
— Наконец дождались собрания. Боялся, не пригласят, забудут про старенького... Ха-ха-ха! А я еще силен.
