— Ничего подобного, папаша! С головы до пояса и от колена до самого низа все под моей командой будет, а остальное сами, — решительно заявила Наташка.
В окошко, выходившее на юг, било послеобеденное морозное солнце. На дымчато-серой кизячной золе, на солнцегреве, то и дело кукарекал Хвиноев красный петух, кукарекал до тех пор, пока его не прогнал Букет, вывалявшийся в теплой золе до такой степени, что его черная лохматая шерсть стала серой.
К окну подошел Андрей Зыков и крикнул Петьке, что он, Петька, плохой хозяин: Букета кто-то подменил другой собакой, а он не видит. Потом уже Андрей серьезно позвал:
— Иди, кум Хвиной, будешь понятым в амбаре — надо кое-кому отвесить и отвезти пшенички.
— Сейчас, — ответил Хвиной.
А через две-три минуты и Андрей, и Хвиной, и Петька с Букетом были уже за двором.
Наташка с крыльца громко предупредила:
— Папаша, чтоб через часок был в хате как миленький. И Петька то же самое!
— А Букет? — засмеялся Петька. — Его надо бы горячей водой с мылом. Он вон как вывалялся!
— Ты, Петька, не все зубы сразу показывай, — пристыдила Наташка деверя и, засучивая рукава бордовой, в горошек, кофточки, скрылась за дверью.
Сначала Наташка подбрила Ваньке шею, потом подвела его, до пояса раздетого, к круглому деревянному корыту и проговорила:
— Ну, мой худючий голубок, давай начинать с головы, и пойдем дальше…
Наташка вздохнула и улыбнулась Ваньке. Размашисто двигая проворными руками, она принялась намыливать мужу голову, шею, руки, спину.
— Вот так тебя! Вот так! Вот так! — приговаривала она, и хлопья мыла падали в корыто, а мутная вода разбрызгивалась кругом.
Кряхтя и смеясь, Ванька спросил:
— За что ты меня так? Кожу сдерешь.
— За то, чтоб надолго не уезжал, чтоб жену одну не оставлял!
— Будто ты уж такая пугливая у меня?
— Пугливая, боязливая…
— Брешешь… Ну, кого ж ты испугалась?
— Волка-бирюка. Вот тебе, вот, вот!
— Пощади! Даю слово мужчинское, не буду далеко уезжать! — сквозь смех прокричал Ванька, и Наташка стала легче тереть его мочалкой и уже приговаривала по-другому:
— Я буду тихонечко, вот так и вот так…
Но вот Ванька, уже совсем раздетый, сидел в корыте, намыленный с головы до ног, а Наташка через большую цедилку лила на него горячую воду. Под таким дождиком он совсем размечтался:
— Помню, когда-то мама так купала… И, должно быть, в этом же корыте. Ты нынче как мама…
— А может, было бы и лучше, если б ты сыночком моим ненаглядным был…
— Придумаешь!
Ванька встал. Наташка с такой быстротой и ловкостью набросила на него холстинную простыню, что он и моргнуть не успел.
