— Граждане Чумаковы, готовьтесь к вечеринке! На вечеринке отметим, стало быть, наших бабочек-гражданочек, что возвернулись со станции домой, а потом повеселимся.
Сорвав с головы шлем, он кинул было его на лавку, но Наташка перехватила шлем в воздухе и тут же, подскочив к мужу и обнимая его, спросила:
— Родненький мой, а поплясать можно будет?.. Хоть в самом конце вечеринки?
— Батя, ну почему Евсевна всегда возьмет да и помешает хорошему разговору? — обращаясь к отцу, с досадой спросил Петька.
Хвиной добродушно отмахнулся и от Петьки, и от Наташки и восхищенно покачал головой. А когда Наташка кинулась к печи, чтобы ставить чугуны с водой — пусть все искупаются ради праздничка, — спросил Ваньку:
— А кому же это пришло в голову вечеринку-то делать?
Расстегивая шинель, Ванька говорил:
— Дядя Андрей сказал, что вечеринка нужна хутору по многим статьям… А первым долгом, чтобы у хороших людей в Осиновском дух поднялся. «Вечеринка, говорит, нужна, как хорошая питьевая вода в жару…» Тем временем за Иваном Николаевичем на санях приехали. Он уж из саней давал наставление: «Согласен, говорит, давайте вечеринку в школе. Сначала, говорит, почествуете людей за усердие, а потом повеселитесь, чтобы знали, что мы не перепуганные…» И уехал.
— Уехал-то он с громышками? — спросил Хвиной.
— Не захотел.
— Это почему же?
— «Один раз, говорит, можно было под хорошее настроение, а больше не следует… Не хочу, говорит, забавляться той самой музыкой, какой забавляются атаманы и бандиты…» Ну, батя, ша! — предупредил Ванька, успевший поставить на лавку зеркальце, положить помазок и бритву. — Наташка, воды — буду бриться!
У Ваньки борода такая, что о ней и говорить бы не стоило: золотистый чахлый островок коротких волосков под нижней, бледноватой губой, круглый, малозаметный кустик на подбородке, а от него тянутся две узкие полоски к мочкам ушей. Но Петька с завистью смотрит на то, как брат бреется.
— Жалко, что мне, Иван, еще брить нечего, а то… К вечеринке не мешало бы…
У Наташки в печи дрова горели с таким гулом, будто за хатой по мерзлой земле тянулись подводы на колесах. Сама она легко и весело носилась с ведром от печи во двор, к колодцу, и от колодца опять к печи. Успевающую подернуться нежнейшим ледком воду со звоном выливала из ведра в большущий чугун.
— Нынче, папаша, вы все в моем подчинении: сначала Ваню отскребу добела, а потом за вас с Петькой возьмусь как следует…
— Ваньку ты скреби, а уж мы с Петькой как-нибудь сами. Мы казаки холостые, застенчивые.
