— Казак! Так и есть, Наташка, — вступился Хвиной. — Петьке придется по мирному времени служить. Обмундирование будет тогда другое. Теперь вот Ванька старший урядник, а как его узнаешь издали? Погоны защитные, галунов нету и мундира тоже… В старину галуны на шее, галуны на рукавах, фуражка с кокардой… Идет служивый и земли под собой не чует.
— Ты, Иван, счастливый. Все же добился, заслужил урядника, — завидовал брату Петька.
— Заслужил, Петька, а все-таки последнее время не радуюсь этому… — Он помолчал и со вздохом добавил: — Вот допустим, что война кончилась, кадеты взяли власть в свои руки… А что нам с того?.. А то, что бери опять кырлыгу[1] и гоняйся за чужими овцами. Помнишь, батя, ты говорил мне, когда от деда отделялись: «Возьмем, Ванька, кырлыгу на год или на два, соберем деньжат, оборудуем кое-какое хозяйство и заживем». А как вышло?.. Двенадцать годов она у нас подряд. Крепко за нее ухватились. А отнимет кто — тогда либо побираться иди, либо всей семьей к Аполлону или к Степану в работники.
— Никто, Ванька, кроме бога, человеку ничего не даст. Другие все только и знают что отбирать. А большевики, так эти и вовсе всякому воровству и грабежу учат…
Ванька прервал отца:
— У нас, батя, кроме кырлыги, и брать нечего, можем не опасаться. — И он усмехнулся, поглядывая на печь, где сидел меньшой брат.
— Правда, Иван, пущай бы у нас кырлыгу отняли. Осточертела она, — сказал Петька.
— Помнишь, батя, — начал опять Ванька, — когда восстание поднялось против большевиков, все говорили: «Не хотим коммунию, против большевиков не пойдем». А нынче многие раскусили, что коммуния и большевики — одно и то же. Кто не хочет коммунию, тот не хочет и большевиков. Не надо науки большие проходить, чтобы догадаться. Войсковой старшина Греков во время восстания кричал: «Бей коммунистов, а большевиков не трогай!» А сейчас он кричит совсем по-другому: «Руби сволочей большевиков!» Во время восстания офицеры без мыла лезли куда не полагается и говорили: «Казаки, станичники, решайте вы, как знаете, а мы — ваши слуги. Нам жалко вас и жалко Дон. Дальше донской границы не пойдем ни шагу. Надо Дон очистить». А как освободили Дон, так прямым сообщением пошли на Воронеж и Тамбов. Теперь оттуда пугнули их. Я говорю, батя, нашего мнения им не потребовалось…
— Ванька, — перебил его Хвиной, — да ведь казаки все тут, а не на той стороне.
— А Россия, батя, там. Есть там и казаки.
— Должно быть, дураки! — заметил Хвиной и недовольно отмахнулся.
