Мортал комбат и другие 90-е | страница 45



– А-а-а! – подхватывают сопрано окончание, вытягивая ре второй октавы.

– Кругом с тоской глубокою плывут в страну далекую седые облака! – уверенно басит наша великолепная пятерка.

Сто девчонок тщательно причесаны, одеты в белоснежные рубашки и черные плиссированные юбки, складки в три сантиметра – и ни миллиметром меньше. На ногах – бежевые капроновые колготки и черные туфли, высота каблуков – от четырех до шести сантиметров. Волосок к волоску, складка к складке, даже выражение лица у нас одинаковое – строгое и сосредоточенное. Никаких улыбок на сцене, все улыбочки – за кулисами.

– Вы – академический хор, – говорит Эльвира Фаруковна.

Мы, вторые альты, берем самые низкие ноты – до ми малой октавы, первые сопрано – до си второй октавы. Остальные, первые альты и вторые сопрано, исполняют партии в диапазоне где-то посередине.

– А по двору метелица ковром шелковым стелется, – тут вступают остальные: первые альты и сопрано, но взгляды зрителей еще притянуты к нам, стоящим крайними справа.

– Но больно холодна-а-а-а, – это первые сопрано срываются на ля второй октавы, и с этого момента внимание зрителей мы с сожалением передаем высоким голосам.

Зрители потрясены. Они не знали раньше, что можно брать такие высокие ноты. Но что это – ля второй октавы? Пусть попробуют взять фа малой!

Зал Дома культуры набит битком: собрались родители, родня и друзья. Среди вокальных, танцевальных и инструментальных коллективов мы выступаем последними – вишенкой на торте, выстрелом в голову. До Свиридова были «Реве та стогне Днiпр широкий» и «Живет повсюду красота». Но «Зима» – наше главное оружие, поэтому она всегда остается напоследок. И мы это знаем, и оттого спины наши прямы, голоса звучат уверенно.

– Воробышки игривые, как детки сиротливые, прижались у окна, – сделав брови домиком, выводят сопрано. – Озябли пташки малые, голодные, усталые, и жмутся поплотней. – Вот-вот они расплачутся от жалости к замерзающим воробышкам.

Эльвира Фаруковна, повернувшись к ним, дирижирует. Ее руки плавно сходятся и расходятся, запястья делают красивейшие пируэты. Вся текучая, она управляет нами, маленькой хоровой армией. Где же наша сутуловатая Эльвира? Сегодня вместо нее прекрасная женщина: платье в пол, жемчужное ожерелье, на голове вместо хвостика и ободка – прическа сложными волнами. На обычно бледных щеках ее – румянец, глаза одержимо блестят. Она раскидывает руки, сводя большие и указательные пальцы, едва заметно опускает их, а затем вскидывает вверх, и вместе с ее руками устремляются к потолку Дворца культуры наши голоса: