– Я очень тебя люблю, – мягко и размеренно, как детям на уроке (он когда-то преподавал в художественной школе), объяснил Вахрамеев. – Я очень страдаю. Мне очень хочется закричать «Не смей! Ты моя!», запереть тебя на ключ и всё такое. Но я не имею морального права закрывать тебе дорогу к другой судьбе. Я знаю, кто тебя зовет. Ты идешь в другую жизнь. Богатую, роскошную. Будешь жить в огромном доме. Будешь ходить в магазины, где один пиджачок стоит как три моих гонорара… Или даже пять.
– Ну что мы всё о ценах! – сказала она. – Какая разница!
– Никакой разницы, – сказал Вахрамеев. – Помогай тебе бог. Может, тебя напишет какой-нибудь Эванс, или Скотт, или, не знаю, Ли Дэчжу. Вот тебе и будет «образ Таты Трофимовой в мировом искусстве».
И вот снова встретились.
– Что я тебе тогда сказал? – спросил Вахрамеев.
– А ты не помнишь?
– Нет, прости.
– Давай хоть кофе попьем, – сказала она.
Рядом были какие-то столики под навесом.
– Давай, – сказал он. – Или хочешь посолиднее?
– Неважно. Сядем. Ты сказал, что «не имеешь морального права меня удерживать», – передразнила она, издевательски крутя пальцами у него перед носом. – Как это подло! Ведь я твоя жена! Ты же мой муж! Ты должен был, не знаю, по морде мне дать! Ты ведь, Сашенька, между прочим, до сих пор мой муж!
– Уже нет.
– Как?!
– Безвестное отсутствие. По закону – год. А тебя не было четыре года. Нас развели. Я выписал тебя из квартиры.
– Я была в Лондоне… – прошептала она, но не заплакала, хотя Вахрамеев к этому приготовился. – Мой портрет писал Ли Дэчжу. Я думала, ты шутишь, а такой на самом деле есть. Мой друг заплатил ему полмиллиона фунтов. А потом продал в «Тэйт» за полтора. И не поделился маржой. Поэтому я от него ушла…
– Ты меня специально искала? Подлавливала? – спросил Вахрамеев.
– Как я должна ответить, чтоб ты меня снова полюбил? Сашенька, скажи!
– Никак, – ответил он. – Я виноват. Прости меня, Тата. Я, конечно, не имел морального права говорить, что не имею морального права…
Она засмеялась.
Вахрамеев помотал головой.
Тата Трофимова обнимала его за плечи и шептала, что уедет совсем ненадолго, просто сменить обстановку, просто посмотреть, какая бывает совсем другая жизнь, где летают на маленьких самолетах и отдыхают на огромных яхтах, и что нельзя быть таким эгоистом. Они же договаривались, что будут уважать свободу друг друга.
– Я уважаю, – сказал он. – Но я не имею морального права тебя вот просто так взять и отпустить. Мол, гуляй, моя девочка, а соскучишься – вернешься. Нетушки! Хочешь уходить? Подавай на развод, судись за жилплощадь, что хочешь делай, но вот этого богемного разврата у нас не будет!
