Зато много красивостей и странностей. «Настя вышла на Невский проспект, к городской станции железных дорог». На Невском, 33 – не станция, а центральная железнодорожная касса. «Белые мраморные барельефы, в беспорядке развешанные по стенам» – вы представляете себе, сколько весит мраморный барельеф, да еще в металлическом охвате? Можно ли эти барельефу «в беспорядке развешивать», словно это приколотые кнопками фотографии? Или вот: «Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал». Как можно крадучись уехать из деревни на телеге (чтоб добраться до станции)? Ведь телегу – то есть человека с телегой и лошадью – надо разыскать, обойдя несколько дворов; надо с ним договориться…
О чем же этот рассказ? И почему он так любим читателями?
Этот рассказ «о чувствах вообще», «о людях вообще», без психологического и социального наполнения. Это рассказ о какой-то «жизни вообще», довольно красивой, кстати: Крамской, золоченые рамы, потускневшие картины, Исаакий, Нева, Адмиралтейство, «старинная комната на Мойке, с лепным золоченым потолком», Париж, похороны Гюго… Старый художник, рыжий сторож, веселый почтарь, «казалось, что от денег пахнет Настиными духами», и, наконец, «любимая, чуть печальная, родная земля». Почему же этот рассказ так нравится?
Однажды кто-то сказал Иоганну-Вольфгангу Гёте:
– Смотрите, этот художник так искусно изобразил вишни, что воробьи слетелись их клевать! Разве это не доказывает талант художника?
– Это доказывает, что его поклонники – настоящие воробьи, – ответил Гёте.
Простите.
неужели в самом деле
ХОРОШИЙ ПИСАТЕЛЬ ИЛИ ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК?
Александр Трифонович Твардовский сказал:
«По стихам можно сразу узнать человека. Как-то я заболел, пришел врач, прописал лекарство, а потом говорит: рад, что познакомился с вами, я ведь тоже пишу стихи, – и прочитал такую галиматью, что я ужаснулся: неужели такой идиот может лечить людей? Сразу увидел, что и врач он никудышный.
Был я неравнодушен к одной – очень давно. Начинался роман. Но оказалось, что она пишет стихи. Преплохие. Я прочел, и никакого романа не вышло»[2].
Как интересно!
Особенно интересно, что это не какой-то маринованный эстет говорит – ах, у нее бездарные стихи, и я ее разлюбил! – а Твардовский, человек очень народный, кряжистый, мужиковатый.
* * *
Антон Павлович Чехов сказал:
«Короленко должен изменить жене. Тогда и писать лучше будет. А то он какой-то чересчур благородный!»
