«Ну, неважно». Так или иначе, мы книгу, как видите, перевели и рады этому, хотя пост-рабочие впечатления у нас с Аллой остались немного разные: я немного хуже отношусь к книге в целом, чем Алла. Точнее, меня больше раздражает то, что я ощущаю как провалы конструкции и замысла, тогда как Алла все время сохраняет главное, общее ощущение замечательной «шалевости» (я за своим раздражением это ощущение часто теряю).
Но «пустое место по имени Варда» мы с огорчением отметили оба. (Скажу по секрету, что я в нескольких местах даже добавил от себя разные обращения героини к ней, чтобы напомнить о ее присутствии, чтобы не так нелепо звучали эти «интервью в воздух».) Лично мне думается, что это стратегическая ошибка Шалева: он хотел рассказать от имени женщины, но, видимо, нутро сопротивлялось говорить «мои месячные», и тогда он придумал Варду. Но подумайте: как еще вывалить всю эту бурю женских интимностей? Ни интеллектуальные интонации Эсава и Фонтанеллы, ни слегка иронические интонации героев «Голубя» и «В доме своем» тут не подходят, от третьего лица (от автора) эти исповеди звучат фальшиво — как быть? Если же вообще рассказывать иначе — какой богатый (женский) материал пропадет? А ведь Шалев, выражаясь вслед за Пастернаком, «ранен женской долей», у него все любимые героини — сильные женщины, но они ни разу еще не получали у него своего главного слова. (Есть еще одна небольшая, но важная деталь: эта конструкция позволяет лучше держать напряжение детектива.)
А вот Ваши слова о неправдоподобности поведения бабушки были для нас неожиданностью: мы как-то об этом не задумались. Не очень поверили, правда, что «вся деревня слышала, видела и молчала», но объяснили себе, что это мандатные времена, своих не выдают, и так далее. Бабушку тоже можно — с натугой — так «объяснить»: она ведь и сама считает (у Шалева в тексте) свою измену грехом, а свою еще не рожденную дочь — выблядком, которого «она сама бы выцарапала из своего чрева», и так далее. Но у меня лично есть ощущение похуже: что бабушка Рут — это вообще картонная фигура, некий манекен, на который автор надевает несколько нужных ему деталей, — и всё, живого человека (вроде Руты и даже мимолетных Эллис и Далии) тут нет. А вот Маслины — живые.
Было у нас еще одно сомнение: как-то неправдоподобно быстро после злосчастной свадьбы эта скромная, тихая, с детства влюбленная в своего будущего мужа деревенская девушка изменила своему мужу. И это неправдоподобие еще более усиливает печальное подозрение, что это не живой персонаж, а кукла, движущаяся в угоду авторскому замыслу.
