Так у меня и оказалось все необходимое — тишина, уединение, храм, молитвослов с Евангелием и Симеоном Новым Богословом, холод и голод (денег хватало только на пару стаканов геркулесовой каши в день, я ее заваривала кипятком). Правда, голода я там совсем не чувствовала, мне ничего есть и не хотелось. Съела как-то раз пряник и сразу поняла — лишнее. А в «Агни-йогу» так ни разу и не заглянула.
В прихожей стояла тумбочка, на ней электрическая плитка, старик-сосед каждый день что-то варил, помешивая, в банке из-под селедки: «Это каша-чай. Придет время, и ты будешь себе вот так кашу-чай варить».
И я стала каждый день ходить на службы в монастырь. Особенно мне понравилось песнопение «Свете Тихий», и я все пыталась его услышать и утром, и вечером, ведь совсем не понимала богослужения. Открыла молитвослов: «Утренние молитвы» — значит, будем читать их по утрам. «На сон грядущим» — значит, перед сном. Появились какие-то люди, какие-то книжки; в одной, совсем простенькой, «Яко с нами Бог», прочитала, как строить жизнь по-православному, иногда гуляла по улицам и рисовала зимние печорские пейзажи, какие-то стихи там появились, вот эти, например:
Из теплого земного дома
В прозрачный и летучий дом,
Где поле как бы невесомо
И весь поселок невесом,
Где небо пепельного цвета
И слышно, если не дышать,
Когда из тишины и света
На свет рождается душа.
Выучила наизусть утренние молитвы, почему-то все время хотелось читать «Богородицу», она сама звучала внутри, и это мне так странно было.
В то утро я пришла на раннюю службу и вдруг почувствовала, что мне плохо. Из меня как облако вытекала жизнь. Вокруг было полным-полно бесноватых, они лежали всюду, кто лаял, кто кукарекал, прихлебывая крещенскую воду, чтобы не очень шуметь, все к этому привыкли, и если бы я тоже легла на пол, никто не обратил бы на меня внимания; «только потом все выйдут, кроме меня», — подумала я и стала пробираться к выходу, пока еще оставались какие-то исчезающие силы. Помню, когда я оказалась у дверей, услышала из алтаря: «Оглашенные, изыдите из храма, да никто из оглашенных…», поднялась по дорожке и потеряла сознание. Когда пришла в себя, увидела, что упала на выходе из монастыря, как раз среди нищих, и мне уже протягивают денежку. «Да ничего не надо, помогите мне подняться, пожалуйста», — и я пошла домой, в Партизанский переулок. Посмотрела на себя в зеркало — лицо белее белого, легла в кровать и открыла наугад Симеона Нового Богослова. Никогда не забуду, на каких словах открылась тогда книга: «Если какой человек, крестившийся во взрослом возрасте по здравому размышлению, будет после крещения продолжать греховную жизнь, то ему, чтобы Бог его простил, нужно пролить столько слез, сколько было в купели, в которой его крестили, а до тех пор он должен выходить из храма на словах “Оглашенные, изыдите…”, стоять в парфике (в притворе) и думать о грехах своих…»
