Одним октябрьским днем мы с Розиной шли по Лувера, направляясь к автобусу, чтобы ехать домой. Мы шагали с рюкзаками за спиной вдоль решетки городского парка, в котором я до лета часто гулял с Марой. Иногда она приносила с собой транзистор. У нас была там своя скамейка, и как-то раз я на ней даже заснул, положив голову ей на колени.
Розина на ходу горячо жаловалась мне, до чего ей противно на уроке биологии резать лягушек.
– Ты только подумай! У нее же сердце бьется! Прямо бьется! Вот скажи мне: какое мы имеем право их убивать? Почему считается, что моя жизнь стоит дороже, чем ее? Представь себе, что тебя распластали на столе, пришпилили тебе руки и ноги булавками, а вокруг толпятся гигантские лягушки в белых халатах, о чем-то между собой переговариваются и явно собираются вскрыть тебе брюхо! А ты даже закричать не можешь!
Я молчал, давая ей излить свое негодование. Откровенно говоря, судьба лягушек занимала меня меньше всего.
Тогда-то я через парковую решетку их и увидел – Лурса и Мару. Они стояли под кленом, в нескольких метрах от нашей скамейки, лицом друг к другу, и не двигались. Она уткнулась лбом ему в грудь и обеими руками держалась за воротник его куртки. Потом она подняла на него глаза, привстала на цыпочки, и они начали целоваться. Я видел, что они влюблены друг в друга. Я видел, как бьются их сердца, и это потрясло меня в сто раз больше, чем рассказ Розины о лягушках. Я сразу заметил разницу между Лурсом и мной. Мара никогда не тянулась ко мне так, как сейчас потянулась к нему, никогда не вела себя так требовательно. Со своей стороны, я никогда не обладал такой статью, как Лурс, и никогда не держался с ней так же уверенно, как он. У меня никогда не было ни его силы, ни его умения внушать окружающим ощущение надежности.
Больше, чем ревность, меня терзало чувство, что меня предали, – в особенности из-за того, что они выбрали для свидания место, которое я считал нашим с Марой. И вот спустя почти полвека я не нашел ничего лучше, чем снять дом в Уэссане и пригласить туда и его, и ее – людей, которые разбили мне сердце. Что, если они прямо у меня на глазах бросятся друг другу в объятия? Неужели я затеял все это только ради того, чтобы заново пережить былой кошмар?
Отменить встречу я был уже не в силах, зато от меня зависело, как именно она пройдет. Может, стоит раз в жизни плюнуть на самоконтроль и поддаться примитивному инстинкту? Я подожду, пока Лурс сойдет с парома, улыбнусь ему как ни в чем не бывало, а когда он ко мне приблизится, сделаю резкий выпад и головой разобью ему нос. И пусть Мара его утешает.
