Представление о 1920-х годах как о времени расцвета политических и творческих свобод и их противопоставление в этом качестве 1930-м сильно упрощает историческую картину. Конечно, в перспективе предстоящих сталинских преобразований 1920-е годы с их многообразием эстетических программ, группировками, стилевыми новациями в сравнении с 1930-и начинают подчас выглядеть чуть ли не островком художественного свободомыслия. Резолюция 1925 года «О политике партии в области художественной литературы» кажется просто лучом света в темном царстве (по слухам, ее писал «либерал» Бухарин). Но стоит пристальнее всмотреться в эту резолюцию, как видишь всю величину так и не оправдавшейся ставки на пролетарскую литературу: привычные призывы к «классовой борьбе на литературном фронте», надежды на «проникновение диалектического материализма» в область художественного творчества и очередные требования «беспощадно бороться» с «контрреволюционными проявлениями в литературе», со «сменовеховским либерализмом» и т. п. Там же была выражена демократическая, казалось бы, готовность партии предоставить литературе свободу формально-стилевых исканий. И это — при полной несвободе в области «общественно-политического содержания», «безошибочные критерии» которого находятся «в руках у пролетариата».
В условиях победившего насилия литературные группировки 1920-х годов рассматриваются обычно в своем противостоянии всей той унификации литературного процесса, которая была предпринята партией в 1930-е годы. Историческую целесообразность проведенной в 1932 году ликвидации литературных группировок многие историки советской литературы мотивировали ссылками на их самоизживание, групповые склоки, тягу самих писателей к консолидации и т. п. Все это действительно, говоря языком бюрократическим, имело место и всему можно найти множество конкретных свидетельств. Но ведь мы должны учесть, что сам «эксперимент» по созданию группировок был некорректным в условиях, весьма загрязняющих его чистоту. Одни объединения пользовались государственным покровительством, другие бились за выживание. Литературная жизнь всячески политизировалась. Художественные силы стравливались между собой, борьба за власть в литературе поощрялась. Проблемы собственно эстетические, профессиональные все больше отступали на задний план. Развертывавшиеся в стране события волей-неволей вынуждали участников группировок к социальному самоутверждению и сведению классовых счетов.
