Святослав Загорский. Закон Севера | страница 54
– Видишь, – еле слышно прошептал он, так что Осинке пришлось наклониться к нему и прислушиваться, – я обманул и твоих, и моих богов, а значит, ты была не права… Осинка…
Более этот сильный мужик ничего не сказал, только легонько выдохнул душу на волю.
Осинка прикрыла веки Головомоя, зная, покойники открытыми глазами кличут за собой. Поцеловала его, роняя слезу на лицо безответно влюблённого дурака, взвыла в небо, прощаясь с другом, любовником и врагом.
На их потасовку с кабака уже сбежался люд. Они обступили полукругом место битвы и молча смотрели, как завёрнутый в одёжу на чужеземский манер по белому снегу полз раненый душегуб. Селяне не посмели подойти к нему, чувствовали, это добыча – вот той северянки, чьи глаза полыхают гневом самого сатаны, и никто не смеет встать между ней и её добычей.
Осинка неспешно шла сзади. Поставила ногу на спину, заставляя душегуба остановиться. Сорвала маску. Громкий выдох. Шок, написанный на лицах, сказал о многом. Не ожидали они, что зверь может быть так близко. Широко раскрытыми глазами смотрели заново на такого знакомого и незнакомого Хорвача. Северянка схватила за волосы врага, натягивая его, словно лук.
– Им скажи, – громко сказала Осинка, – почему?
Хорвач с глазами, налитыми нечеловеческой злобой и яростью, смотрел на тех, кого принимал за овец и кого по ночам воровал да вспарывал. Не мог он контролировать призыв крови, что билась у них под кожей. С раннего детства убивая собачек да кошечек, он кормил внутреннего демона. А потом, когда вырос, и пришла очередь первой девушки, его возлюбленной, так понял он, для чего пришёл в этот мир. Кормиться! Кровью и страхами их. Страхами их вечером, когда рассказывал истории о своих убийствах, ночью их кровью, в которой рос тот самый зарождённый им страх!
– Потому что я вурдалак! Вы моя пища! Жрал, жрал я вас… у-у-у-у…
Более болтать северянка ему не позволила. Мечом, что взяла у Никиты, она со смаком, разбрызгивая кровь, перерезала сначала душегубу горло. А затем, следуя традиции северного народа, с хрустом срезала Хорвачу и голову. Ни у кого из тех, кто видел такое действие, впервые не осталось сомнений: делала Осинка это не в первый раз.
– А-а-а, – в неистовстве закричала она, поднимая перед ошалевшими свидетелями свою добычу. Её потряхивало, а от обилия крови застилало пеленой глаза. Немного шатаясь, она пошла вперёд. И кровавый след шёл за ней извилистой дорожкой.
Северянку никто не останавливал, расступался молча народ. Ей более в этом краю делать нечего. Выполнила она наказ головы Яремы. Осинка вскочила на коня и ускакала в ночь.