Первый итог: все три периода малолетства великих князей показали не только силу московских бояр, но и их приверженность Московскому княжескому дому и порядку наследования от отца к сыну по нисходящей линии, минуя братьев отца (иногда даже вопреки завещанию великого князя, как это было с завещанием Дмитрия Донского). В общем, политика московского боярства целиком базировалась на двух, во многом противоречащих друг другу интересах. С одной стороны, бояре стремились к усилению и расширению Московского княжества (собственное их благополучие зависело от успехов княжества) и, как следствие этого – к усилению власти и значения Московского князя (от удельного – к великому, от князя – к царю и наместнику Бога), а с другой, история правления еще Андрея Боголюбского, разрыв между ним и его боярами заставлял московское боярство искать средства к ограничению власти князей. Судьба Московского княжества дает возможность выявить целый ряд подобных институтов, ограничивающих власть и возможный произвол великих князей.
Первое: превращение изначально случайного и нетрадиционного наследования от отца к сыну в традиционное и обязательное (ограничение власти великого князя назначать себе преемника). Прямое наследование от отца к сыну было главной причиной уникальной для европейской истории XIV – XVI столетий преемственности и последовательности московской политики. Старшим сыновьям великих князей, жившим, в отличие от своих дядей, всегда в Москве и провозглашенным часто еще при жизни их отцов также великими князьями и соправителями, служили те же бояре или их дети. Основные семьи московского боярства Сабуровы, Кошкины, Вельяминовы, Морозовы служат великим князьям от начала Московского княжества до Ивана Грозного включительно, в каждом поколении занимая первенствующее положение.
Установившийся порядок, при котором одни и те же фамилии из поколения в поколение окружали московский престол, также ограничивал произвол великокняжеской власти в выборе советников и в назначениях на высшие административные посты. И С.М. Соловьев, и В.О. Ключевский, и другие историки государственной школы, над которыми довлел образ Петра I, много раз сетовали на серость Московской княжеской династии, на то, что одного великого князя подчас невозможно отличить от другого, сравнивали их с манекенами. Серость московских князей как раз и объясняется тем, что чрезвычайно успешная и последовательная политика боярства почти не оставляла московским князьям необходимости, да и возможности для проявления личной инициативы.
