— Не боятся?
— Кто может сказать, что в загробном мире хуже, чем здесь, земле? — многозначительно спросил Лейко.
— Хуже, лучше ли, но и птице, и зверю, и человеку дорога жизнь... Однако оставим пустой спор. Я хочу спросить тебя, потому что ты сын мудреца: против меня строят злые козни, очень злые — что мне делать?
Лейко сделал умное лицо и ответил несколько таинственно, но, как всегда, бойко:
— Ничего! Ровно ничего!
— Ничего?
— Потому что тот, кто строит злые козни, не станет мудрее. Не станет, даже если осуществит их!
— А если бы стал?
— Вот это было бы опасно. Очень опасно, когда враг становится мудрее. Ох, нехорошо это.
— А если эти злые козни будут стоить мне жизни?
— Враг не станет от этого мудрее! Нисколько!
— Знаешь, Лейко, сын мудреца, — вставая и с веселым смехом хлопая его по плечу, молвил Велло, — с тобой разговаривать — ума поднабраться, конечно, можно, но, пожалуй, это будет опасно для тебя, так ведь? В Мягисте окажется два мудреца. Опасно еще и потому, что вдруг я, старейшина Мягисте, начну, подобно тебе, держать мудрые речи. Да сохранят меня от этого боги и духи! Лучше пусть каждый из нас идет своей дорогой!
XVI
Отть не работал в поле. Взяв в подмогу нескольких слуг, он плотно, один к одному, укладывал камни в фундамент нового дома, заполняя щели смесью глины и гравия. На берегу Вяйны ему довелось видеть, как строят мастера, прибывшие с юга или запада, бывало, он и сам строил, и теперь хотел показать Велло и всему Мягисте, каким должно быть жилище старейшины. Он был скуп на слова, когда дело касалось его работы, и никому не открывал своих планов. "Увидите!" — говорил он тем, кто спрашивал. Даже сам Велло не имел точного представления о своем будущем жилье.
— Пусть приходят торговцы из Риги и пялят глаза. Пусть поглядят, что и здесь умеют строить! — хвастался он иной раз перед старейшиной.
Отть пообещал даже сделать точно такие сиденья, какие видел у рыцарей или у духовных лиц, а посреди комнаты поставить стол. Не такой, как у старейшины сейчас — на полу камни и сверху огромные доски. Нет. В Риге так не живут, не станут впредь жить и здесь.
Велло доверял своему сведущему слуге и лишь по вечерам, возвращаясь с поля, заходил взглянуть, как подвигается постройка.
Прошлым летом он велел срубить молодой смешанный лес на заброшенных подсеках, а также побольше старого леса на южных склонах холмов и косогоров. Поваленные деревья и беспорядочно раскиданный кустарник образовали непроходимую чащу. Лишь псы иной раз забегали туда по следу лесного зверя; они пролезали меж сучьев, перепрыгивали через стволы и оказывались порой в таких дебрях, что, не зная как выбраться, начинали беспомощно скулить. Но беда поджидала здесь не только собак: иному волку, ищущему тут убежища, приходилось расплачиваться за это жизнью — псы окружали его, загоняли все глубже под лежащие друг на друге стволы и ветви и в конце концов настигали в такой чащобе, откуда было уже не выбраться. Видя себя окруженным, злой лесной хищник прыгал навстречу псам, грыз и кусал тех, кто подбирался поближе, но, не выдержав натиска, сам погибал от клыков сбежавшейся на шум огромной собачьей своры.
