— Знаю твои проделки, — сказала старуха с деланной усмешкой.
— Будто я не знаю твоих, — весело ответил Кахро. — Мы квиты!
Старуха облизнула губы и отвернулась.
Велло сунул руку за пазуху и вытащил оттуда серебряный кружок. Протянув его старухе, он миролюбиво сказал:
— Это тебе за труды. Но не пугай народ.
Старуха схватила кружок костлявыми пальцами, проворно сунула его за пазуху, утихомирила заворчавших зверей, вышла во двор проводить гостей и даже уговорила пса не поднимать лай.
— Запугивает и все, — сказал Велло, когда они темным лесом возвращались домой.
— Бессовестная старуха! — отозвался Кахро. — Моя мать знала куда больше.
— А могла она насылать хвори и беды? — спросил недоверчиво Велло.
— Она могла лечить хвори, — уклончиво ответил Кахро. Он, видимо, не хотел распространяться об этом.
Серебряный серп луны проглядывал между бегущими облаками, на ветру весенней ночи шумел лес, качались верхушки деревьев, кричала ночная птица.
Велло не верил предсказаниям старухи, но в своем воображении он видел бегущий народ, видел мчащихся всадников с выставленными вперед пиками, видел дым и огонь, поднимающийся над крышами домов... Весь южный небосклон был охвачен кро- ваво-красным заревом... Слова старухи все же встревожили его.
XIV
Выйти в поле было еще нельзя, ноги глубоко увязали в размокшей земле, у камней и пней лежал снег. В лесу тоже еще не подсохло, и поэтому никто не ходил туда, не расставлял силков, не бил зверя и птицу. Не пробраться было к ручьям и рекам. Вода вышла из берегов, затопила сенокосы и поймы, вырывала в узинах деревья из песчаных откосов, размывала склоны холмов и, озорно кружась в омутах, мчалась дальше, сама не зная куда.
Когда светило солнце, все от мала до велика выходили на двор. Мужчины кормили и начищали лошадей, чинили сохи, бороны, мотыги; женщины, сидя возле дома, вышивали, плели, шили или вязали; дети резвились и играли. Там и сям на дороге, где было посуше, стояли мужчины и рассуждали о пахоте, севе, о пожоге.
Велло радовался победному шествию солнца; стоя на дворе, он смотрел на небо, на высокие облака, которые, подобно огромным снежным хлопьям, неслись с северо-запада на юго-восток, на стаи журавлей, с курлыканьем пролетавшие с юга на север над лесами Алисте и Сакалы.
Все это рождало в душе беспокойство, звало куда-то, но дороги еще были залиты водой, да и земля в лесу не просохла — не побродишь там с луком за спиной и пучком стрел у пояса. Нечего было думать и о том, чтобы жечь лес под новую пашню или выйти в поле.Порой Велло присаживался к Лейни на обтесанное брёрно у стены дома, и они время от времени перекидывались словом-другим. Лейни вышивала платок либо вязала пояс. Она работала неторопливо, сосредоточенно, и усердно, как привыкла работать всегда. Она проявляла беспомощность и неумение лишь тогда, когда требовалось сделать что-либо по хозяйству, особенно же в поле, но зато никто лучше ее не мог расшить пояс или платок.
