Старшему сыну Рыжеголового — Рахи, было теперь лет сорок, и по-своему он уже прославился далеко за пределами Мягисте. Время от времени, чаще зимой, он собирал отряд таких же, как он, головорезов и вместе с братом, верхом или на санях, отправлялся куда-нибудь в лес, поближе к большой дороге. Там он нападал на возвращавшихся с ярмарки либо на обоз с товаром, убивал тех, кто оказывал сопротивление, и темной ночью возвращался с добычей домой. Во время такого разбойничьего набега погиб один из братьев.
— Мало разве у твоего отца было неприятностей из-за этого, — обращаясь к Велло, молвил Ассо. — Приходили сюда жаловаться и из Пскова, и из Холма, и из Риги, и с побережья, из Метсеполе, шли с жалобами в Алисте, шли к старейшинам Сакалы и Уганди. А те хоть бы что! Вот откуда богатство у Рыжеголового. Семян в борозду Рахи не бросает, хлеб не убирает, в лес ходит редко, а пирует вовсю, да и сельских старейшин может подкупить щедрыми дарами.
Вошла Лемби, неся на большом глиняном блюде хлебные лепешки, — на каждой тонкие ломтики копченой дичи. Блюдо она поставила на низкий четырехугольный стол посреди комнаты.
Только все стали рассаживаться вокруг стола на мягких лосиных и волчьих шкурах, как пришел кузнец.
Это был человек, которому перевалило за пятьдесят; он был небольшого роста, худощавый, но широкий в плечах, с сильными руками. На его лице лежала печать преждевременной старости, в уголках мясистых губ таилась усмешка. Его густые каштановые волосы, зачесанные назад, высоко поднимались надо лбом, брови были длинные и густые, нос крупный. Был он желанным гостем, хотя ко всем приходил незваным. Женщинам он очень нравился, говорили, будто по ночам они бегают к нему и он поит их колдовскими напитками, добытыми у купцов.
— Теперь люди у нас с оружием, кузнецу работы хватит... — молвил Ассо и указал гостю место на шкуре подле стола.
— Не хитрое это дело — ковать топор, — с усталой усмешкой ответил кузнец. — Силу надо иметь в руке и только.
— А какое дело, по-твоему, хитрое? — спросила Лемби, которая как раз вошла в комнату с кувшином меду.
— Какое?.. Разукрасить серебряную рукоять меча или золотую брошь — это совсем иное дело. В Риге у меня было много такой работы, — расхвастался кузнец.
— Мечи с серебряными рукоятками не нужны нам, — сказал Киур. — Нам подавай топоры и острые копья, мечи и ножи.Разговор перекинулся на Ригу. Кузнец прожил там лет пять, работал у оружейного мастера на рыцарей и крестоносцев. Он часто бахвалился этим; вот и сегодня тоже.
