У нас в Академии наук в этом смысле сложная обстановка. Очень уж академики волнуются: комиссия по борьбе с лженаукой во главе с академиком Кругляковым расширяется, активизируется. Занимались бы они лучше своими науками, а ложное знание постепенно погибнет само собой.
— Но нередко речь-то идет вовсе не о ложном знании, а просто о новом. Почему бы не проверить сомнительные утверждения по существу?
— Дело в том, что многое зависит от самих проверяющих. Когда Галилей сделал первый телескоп, то увидел спутники Юпитера. Этот факт потом дал толчок признанию теории Коперника. Словом, все были потрясены, и кардиналы устроили проверку. Поглядели в телескопы и сказали: а мы ничего не видим!
Но те хоть в телескопы смотрели. Если бы наши борцы с лженаукой ставили опыты, то наверняка дискуссия была бы иной. Но они исходят из собственного глубокого убеждения о том, что есть, а чего нет. Легко переходят на личности, называют противников шарлатанами, демагогами, дураками. Даже цензуру вводят: смотрят, что публикуется в научных журналах, и сразу вызывают редактора — мол, как ты смел?! Это такая инквизиторская практика — действовать за спиной научной общественности. Если ты против — напиши, с чем не согласен, но делай это солидно и серьезно, без ругани.
Впрочем, ругаются не все. Например, академик Гинзбург с уважением относится к эксперименту. Получается что-то странное — честно признаётся: мол, не понимаю результатов. Виталий Лазаревич — известный противник религиозного заслона знанию и считает очень важным поиск рациональных аргументов. Ведь раньше именно религия была причиной отвержения новых научных идей.
— А теперь — физика? Или физики? Не так давно с лженауками боролись такие ученые, как Китайгородский и Волькенштейн, а вот теперь — целая комиссия появилась… Всё непонятное у них легко объясняется: автор — невежда, лжец, а то и просто сумасшедший. Любопытно, что физики порой куда охотнее рассуждают о психологии и медицине, чем о физических фактах.
— Действительно, пример Китайгородского и Волькенштейна очень характерен. Они затормозили своим безапелляционным отрицанием очень многие мысли. Волькенштейну говорили (он потом это в своей книге описал): мол, ты опыты поставь. Он в ответ: зачем, когда я и так знаю, что этого быть не может. Между тем есть вещи, которые надо проверять независимо от того, что кому кажется. Иначе получается всего лишь подавление научного инакомыслия.
— В вашей книге есть немало примеров того, как были похоронены важные научные открытия — круцин, перфторан. Вернулись ли к этим исследованиям?
