— Если даже наш роман кончится в августе, все равно это прекраснейшие мгновения моей жизни, — говорила Ника. — А Славик… Он такой искренний и чистый… И к тому же, — тут глаза ее лукаво сверкнули, — очень быстро учится.
Впрочем, Нику мы видели нечасто. Они со Славиком обладали потрясающей способностью исчезать, как только у нее и у него выпадало одновременно несколько свободных минут. Неудивительно поэтому, что бедный Саша Алешкин чах на глазах.
С Викой было сложнее. Возможно, она была влюблена сильнее всех нас, потому что ее отношения с Димой складывались далеко не так безоблачно. Дима всегда был душой общества, он искрился остроумием, от одной его улыбки наивная Люба готова была упасть в обморок; он хорошо знал себе цену. Мне казалось, что ему доставляло жестокое удовольствие разыгрывать из себя нежно влюбленного — чтобы тут же, чуть ли не на Викиных глазах, начинать ухаживать за другими, даже за бесцветной Лялей; даже в его пикировках со мной иногда проскальзывало нечто, что казалось мне унизительным для Вики. Вика была все время как в лихорадке, то счастье в лице Димы ей улыбалось, то она опускалась, больно ушибаясь, на грешную землю.
И все равно, несмотря на все, ей было хорошо — она жила, жила бурно, а не просто существовала.
Впрочем, как я ни радовалась за своих подруг, но все мои мысли и чувства в это время занимал Алекс. Тем более что и работали мы вместе. С каждым днем, с каждым часом Великий день Эксперимента приближался, и дел у нас становилось все больше и больше. Впрочем, как всегда, когда я на подъеме, все горело у меня в руках — и при этом я совсем не уставала. Я почти не ела — не хотелось, спала два-три часа в сутки — и была свеженькой как огурчик. Как и ожидалось, все чаще и чаще нам приходилось работать в темное время суток. Аппаратура была почти полностью готова, и мы уже приступили к ночным съемкам.
Дельфины, как известно, никогда не спят, то есть они спят попеременно — то одним полушарием, то другим. Кстати, это открыли наши ученые, и здесь же, в Ашуко, под руководством Рахманова и Лапина[9].
Ванда говорила мне, что Тахир — не только великий организатор, но и чуть ли не гениальный ученый. Я охотно этому верю, потому что видела своими глазами, как он, прилетев на сутки в Ашуко и пятнадцать минут просидев в Пентагоне, тут же полностью вошел в курс Славиковых опытов с чайками и мгновенно предложил ему использовать один прием, позволивший избавиться от технических помех, с которыми Славик бился целую неделю.
