Оставалось только окошко — узкое, к тому же перед ним сплошной стеной разросся кустарник. К сожалению, при свете дня я не удосужилась проверить, что именно там росло: то ли какая-нибудь вполне безобидная черная бузина, то ли, что было более вероятно, держидерево или почти столь же кусачая ежевика. Что ж, теперь мы должны были познать эти ботанические тонкости на собственной шкуре.
Алекс отдал мне одеяло и забрался на тумбочку перед окном, чуть не сбросив стоявшую на ней банку с цветами; при этом раздался такой треск и скрип, что казалось, она вот-вот развалится — а что еще можно ожидать от казенной мебели?
Саша-толстый возобновил атаку на дверь, но теперь, судя по голосам, к Нике присоединился Славик, и оба они грудью встали на мою защиту.
Алекс перемахнул через подоконник, но дальше произошла небольшая заминка: ноги его уже были снаружи, но плечи застряли в оконном проеме. Но он все-таки исхитрился, развернулся боком, с трудом протиснулся через узкое отверстие и мягко приземлился под окном. Судя по тому, что он не издал ни звука, держиморды там все-таки не оказалось.
Я протянула ему одеяло и полотенца и последовала за ним; на тумбочку я становиться побоялась и забралась на подоконник прямо с кровати. Мне удалось пролезть в окошко без всяких затруднений, и через мгновение я уже находилась в объятиях Алекса, а еще через секунду — на твердой земле.
Конечно, с моей спортивной закалкой мне ничего не стоило спрыгнуть хоть с крыши домика и благополучно встать на ноги, но как приятно чувствовать крепкую мужскую руку, поддерживающую тебя в трудную минуту, и вообще ощущать себя слабой женщиной!
К тому же, на наше счастье, оказалось, что под самым окном рос айленд — благословенный айленд, совсем не колючий айленд! Он пострадал от нашего поспешного бегства куда сильнее, чем мы с Алексом.
Не успели мы тронуться с места, как стены моей хатки заколебались, как от сильного порыва ветра, но на самом деле это Ивановский, оттерев своей мощной тушей Нику и Славика, распахнул дверь, чуть не сорвав ее с петель. В комнате зажегся свет, и мы с Алексом присели, чтобы нас не было видно в окошко; я таки оцарапала ногу о неудачно примостившуюся под крылом айленда иглицу.
Саша-толстый не произнес ничего членораздельного; звук, который он издал, мог бы исходить из горла разочарованного бегемота.
— Ну я же тебе говорила, что она ушла на море. — В голосе Ники чувствовалось облегчение; она, видимо, не ожидала, что мы успели удрать.
