— Почему ты считаешь, что я буду рыть землю до упора?
— Ну… Такое уж у тебя выражение лица. Ты всегда добивалась того, что хотела — даже в детстве. А хотела ты, как ни странно, всегда одного — знать. Ты, наверное, не помнишь, а я вот запомнил хорошо — однажды на даче я собирал примитивный радиоприемник, а ты, тогда десятилетняя пигалица, потребовала от меня, чтобы я объяснил тебе, как он работает. Я задрал нос и сказал, что девчонки в таких вещах не разбираются; тем не менее ты заставила меня разложить все по полочкам и объяснить значение каждой детали — так что даже я сам в конце концов понял принцип его действия.
— Я это помню: ты так снисходительно со мной разговаривал, а я указала тебе, что ты держишь схему кверху ногами! — и мы оба расхохотались.
— Ты знаешь, — продолжал Вахтанг, — в последнее время у тебя в лице снова появилось что-то такое… охотничье, что ли. Как у охотничьей собаки, которую после долгой городской жизни наконец вывезли в лес, и она взяла след.
Как будто ты проснулась от долгой спячки, снова почувствовала вкус к жизни и отправилась на охоту… или, если тебе угодно, на поиски истины — так звучит лучше. Глаза горят, ноздри раздуваются…
— Ты описываешь меня так, как будто я действительно собака-ищейка.
— А разве это оскорбление? Ты всегда должна быть в таком состоянии — иначе тебе становится скучно жить. Поэтому я и был уверен, что долго с Виктором ты не протянешь — с ним тебе не к чему было стремиться, а ему, наоборот, необходима стабильность — нашим бизнесменам, которые все время балансируют на краю, обязательно в жизни нужно что-то надежное.
Знаешь, между тобой и твоей старшей сестрой — огромная разница. Аля довольно часто предпочитала не знать, а закрывать глаза и верить. Она слишком полагалась на свою интуицию.
— Я тоже полагаюсь на свою интуицию — поэтому и хочу заняться Алиной смертью. Моя интуиция мне подсказывает, что здесь дело нечисто, и ее до этого довели.
— Лида, когда мы проходили практику по патопсихологии, мне довелось в одной клинике тестировать женщин с подозрением на рак. Меня поразили тогда две соседки по палате. Одна была готова молиться любому Богу, хоть мусульманскому, хоть еврейскому, чтобы миновала ее чаша сия; она не пила никаких лекарств и день и ночь занималась медитацией, внушая себе, что это избавит ее от любых болячек, даже самых тяжелых. Она обращалась ко всем возможным бабкам и вся была увешана амулетами. Само слово «рак» было для нее табу, она боялась его, как огня. А ее коллега по несчастью, наоборот, обложилась медицинскими справочниками и энциклопедиями; она определила для себя все возможные варианты своего диагноза — и как лечиться в каждом конкретном случае; она, не дожидаясь вердикта врачей, уже разослала своих ближних на поиски дорогих заграничных препаратов. Она тоже собиралась выздороветь — но только строго по науке. Вот такая же разница, как между этими двумя несчастными, и между Алей и тобой.
