— Как? — спросил Порогин.
— У милиционера, который их охранял, была фамилия Фридман. Они посчитали, что это такая пытка была, что от еврея зависело, выводить их в сортир или нет. Не могут же они еврея просить, чтоб выпустил их, пардон, помочиться. Всю ночь, бедные, терпели. Под утро один не вытерпел.
— Что, попросил? — поинтересовался Игорь.
— Ну что ты, как можно?! — Евгений Борисович закатился от смеха.
— Смешно, — сказала Клавдия, даже не улыбнувшись.
— Дежкина… — Левинсон подошел к ней и присел на край стула. — Клавдия, ну, может, выручишь? Сходи за меня в это «Времечко». А то сегодня эфир, а я так и не нашел никого.
— А Патищева что, отказалась?
— Патищева не отказалась, но она двух слов толком связать не может — ты же знаешь — профорг. Выручай.
— Нет, не могу. — Клава отложила протокол. — Я же уже сказала. Даже не проси.
— Ну как знаешь. — Евгений Борисович вздохнул и встал. — Придется, видно, мне самому отдуваться.
На столе зазвонил телефон. Клава взяла трубку.
— Алло, ма. — Это была Ленка. — Ма, ты сегодня во сколько вернешься?
— А что такое? — спросила Клава. — И Лен, я же просила тебя не звонить мне на работу по пустякам.
— Это не по пустякам. Понимаешь, ма, меня Борька Зотов в «Три обезьяны» пригласил на ночную дискотеку. Можно я пойду?
— Куда? В какие еще «обезьяны»?
— Это клуб такой, «Три обезьяны» называется, — тихо сказал Игорь. — Классное место.
— Никаких обезьян! — строго сказала Клава. — И чтобы я этого больше не слышала. Ты все поняла?
— Ну ма…
— Ты все поняла, я еще раз спрашиваю?
— Поняла.
— Вот и хорошо. — Клава посмотрела на часы. — Кстати, ты почему еще не в школе?
— Я в школе, — ответила дочь.
— Да? А откуда же ты тогда звонишь?
— А я по его сотику. По Борькиному.
— По какому еще сотику? — опять не поняла Клава.
— Ну по сотовому телефону. Ты совсем отстала, ма.
— Все равно, не важно. Никакой ночной дискотеки, я еще раз повторяю. Все. После школы домой, учить уроки. Приду — проверю! — Клава положила трубку. — Вот ведь детишки пошли. В «Три обезьяны» она собралась, мартышка.
— Радуйтесь, Клавдия Васильевна, что пока еще спрашивает. — Игорь ухмыльнулся. — Скоро просто будет ставить в известность. А потом и этого делать не будет.
— Ох, ладно, мне работать надо. — Клава полезла в сумочку и достала очки. Вместе с очками из сумки выскочил какой-то листок бумаги и упал на пол. Клавдия нагнулась и подняла его.
Это была фотография Дарьи Александровны Редькиной. С черно-белого снимка на Клавдию смотрела маленькая седая старушка в сто лет назад вышедшем из моды платье в горошек и как-то робко улыбалась. Простая такая старушка. Это ее прошлой ночью полосовали на операционном столе в анатомичке. Правда, похожа там она была больше на высушенную мумию, чем на человека.
