- Мелки в Литве кони, - оглядывая свой эскорт, сказал кунигас.
Кони и впрямь, что бросилось в глаза и Далибору, были мелковаты, причем самой разной масти. Такого новогородокский либо широкогрудый ливонский конь запросто может подмять под себя. Правда, это зависит от того, кто в седле.
- Кони мелки, а великих и славных мужей возят, - словно угадав, о чем думает новогородокский княжич, не без самодовольства закончил мысль кунигас.
Бежала навстречу поклеванная каплями дождя дорога. С ходу перемахнули по гребле какую-то речушку.
- В воде у нас гудёлки живут. Это вроде ваших русалок, - разъяснил Миндовг. - В полнолуние всплывают из глубин, поют, водят хороводы, заманивают к себе молодых хлопцев. А заманят - защекочут до смерти. Мно-о-ого мужской силы лежит на дне рек и озер.
- У нас, в Новогородокской земле, русалками оборачиваются новорожденные девочки, ежели их некрещеными возьмет смерть, - поддержал разговор Далибор. - Любят они раскачиваться на деревьях. Облепят ветки, которые потолще, и каждого, кого увидят, зовут: "Иди к нам на качели, потешь душу!" Попробуй-ка устоять. Одно спасение: если при тебе есть что-нибудь железное. Покажешь железо - тут же исчезают, только следы на песке остаются.
- Приехали, - сказал Козлейка, натягивая вожжи. До этого, как и надлежит слуге-кучеру, он сидел неподвижно и безмолвно, точно камень.
Перед Далибором, перед притихшими литвинами во всей своей величавой красе встала спелая, в расцвете сил дубрава. Сотни, тысячи дубов единой семьей простирали к небу мощные, внушительной толщины руки-ветви. Они, эти ветви, не помышляли о прямизне, изгибались, шли на излом: дуб должен был показать, подставить солнцу каждый свой листок. Под порывами ветра с высоты долетал металлический шорох потемневшей листвы. С гулким стуком падали к подножью деревьев мокрые, налившиеся яростной жизненной силой желуди. Каждый из них отвесно летел вниз, не отклоняясь ни на пядь, и ложился вблизи породившего его дерева. Вместе с желудями летело, опадало на землю множество мелких веточек, несущих по три-четыре пожелтевших листка: дуб очень любит свет и, чтобы не расходовать его понапрасну, как бы отряхивает, очищает от лишней поросли свою гордую, высоко поднятую голову. Это о нем говорят: любит расти в тулупе, но с непокрытой головой. Между тем листопад уже не только задел верхушки, но испятнал и кроны. Сквозь частокол могучих стволов прорывался ветер, закручивался вихрем в глубине дубравы, разбрасывая, разметая во все стороны мертвый лист.
