Миндовг умолк, с веселым вызовом посмотрел на княгиню: конечно же, в первую очередь к ней, истовой христианке, был обращен его то ли порожденный сном, то ли просто выдуманный рассказ. Она сидела с окаменевшим лицом, тихая и бледная. И вдруг всхлипнула.
- Перестань, - примирительно сказал Миндовг. - Утри слезы.
Ганна-Поята послушно исполнила мужнину просьбу-приказ.
- Женщина утирает слезу пальчиком, мужчина - кулаком, - усмехнулся кунигас, прежде чем вернуться к разговору, в котором, как ему казалось, не была поставлена точка. - И все-таки на огонь обменивается все, как и все - на огонь. Это как золото и разные там товары. Так учил прославленный мудрец Гераклит. Так учил верховный жрец Вайдевутас. Вот почему мы в Литве поклоняемся огню и не зарываем своих умерших в землю. - Он повернулся к Далибору. - Соскучился у нас новогородокский княжич? - И, не дав тому ответить, положил ему руку на плечо. - Завтра на ловы поедем, на большую охоту. Знаю, что вы, новогородокские, любите это дело. Мы - тоже. Разве не правда, Войшелк?
- Правда, правда, - обрадованно затряс головой его сын.
- Собольи и горностаевые меха по сорок и по сто штук в кипе мы возим и в Полоцек, и в Менск, и к вам в Новогородок. А ведомо тебе, какие у нас медведи водятся? Муравейники, овсяники и стервятники. А волки? Конюхи - большие, серой шерсти, и свинятники - эти поменьше, бурые до желтизны.
Миндовг, как, поди, и всякий литовский кунигас, знал толк в охоте, сызмалу любил ее. Мужчины с жаром принялись обсуждать предстоящие ловы. И лишь Ганна-Поята отрешенно сидела на своем диванчике, делала вид, что прислушивается к разговору, а мыслями была далеко-далеко, в заоблачной выси. Не зря говорят, что от моли беда одежде, а от тоски - человеку. Стоял в глазах у рутской княгини залитый ярким полуденным светом Афон, безмятежное голубое море, белые стены монастырей, по которым буйно вьется, лезет вверх хмельная от солнца виноградная лоза. Там, в той солнечной тишине, живут, ведут беседы с Богом смуглые большеглазые люди, которые питаются медом диких пчел и акридами - молодью саранчи. Как ей хотелось туда, как хотелось вырваться из этой лесной глуши, от крови и страха, от нескончаемых войн. А там даже есть места, где запрещается пахать землю, поскольку она - живая и соха может причинить ей боль.
На ловы Далибор взял свой любимый лук. Литовцы больше слышали про это оружие, чем имели с ним дело, и Войшелк так и этак вертел его в руках, причмокивал языком. Лук бил на сто сажен и складывался на несколько частей. Главной была кибить - древко лука, каждая половина которого называлась плечом либо рогом. Костяные накладки назывались мадянами, а нижняя сторона рога - подзором. К концам рогов крепилась тетива из лосиных или воловьих сухожилий. Обычно тетива была расслаблена, и только перед самой битвой или охотой ее натягивали. На левое предплечье Далибор надел металлический браслет-наручку, чтобы защитить руку от ударов тетивы, а на большой палец той же руки - костяное кольцо. Стрелы были частью березовые, частью - из лесной яблони-дички.
