Яблоневый сад | страница 98



Оголяет тихие леса,
Дым из труб, как голубь сизокрылый,
В серые взлетает небеса.
И глазами древними крестьянок
Глядя на Саяны и поля,
Слышу я, как с самых спозаранок
Всё быстрее вертится Земля…

И мы – затаены, и мы – чего-то ждём, всматриваясь, вслушиваясь.

Поэт говорит с нами:

Счастье – крошечный тот полустанок,
Сенокосов ромашковый цвет,
Где мы вскакивали спозаранок
Помахать электричке вослед.
И капель земляники, смородины
Красной – заводи на берегах…
Что незыблемо в слове «Родина»
Уложилось и светит в веках!

Поэт тих-тих, да вдруг – звонит слогом и вскликом, словно сзывая нас, таких разных, разнопёрых, но побольше, побольше чтоб возле него собралось, хочет:

Разве можно насладиться
Крепким говорком?
Как же так – наговориться
Русским языком!..

И сколько ещё таких же дивных происшествий-открытий приключается с Поэтом, а следом – и с нами! Сколько на страницах слов высокой эмоциональной красоты! Но и здесь – плачи:

Мои окна заплачут зарёю…
И прошедшая ночь не обман…
Луч как ястреб мелькнул за горою,
А потом всё туман и туман…

Однако Поэт уже знает, что –

…не бывает ни рано, ни поздно,
Сослагательных «бы» не бывает…
Предназначенно вызреют звёзды,
В точный срок ветер листья срывает…

Поэт мудр; это его думы, а думы свойственны мудрецам. А мудрыми, бывает, можно стать после долгой дороги.

В «Свете тихие…» уютно расположился удивительный стих – главка, вставная, можно сказать (и не ошибёмся!), новелла. Его (или её, новеллу!) невозможно пересказать, переложить на язык прозы – ей-богу! – текст сей надо вдохнуть в себя, как аромат:

Но строк моих никто не сбережёт
И не заплачет над моею болью,
И всё, что жгло и пламенело кровью,
В сырую землю навсегда уйдёт.
Но мой потомок, проходя в ночи
По вешним травам легкокрылой тенью,
Воззрит на несказанное свеченье
Под кроною и горько помолчит,
Чуть приклонивши резвые колени.
Мою любовь прочтёт он по воде,
По млечному сиянью над дорогой,
Над ковылём, ракитою убогой,
Под кровлей, у колодца – и везде,
Где я просила милости у Бога.
И плачи мои, словно бы свои,
Он повторит от слова и до слова,
И затрепещут в песне соловьи,
И всё на свете повторится снова.

Возможно, это плач плачей, как есть Песнь песней. Впрочем, не надо определений и величаний, когда видно – сделано душой для души другого.

В «Материнских песнях» Поэт строг, порой нещаден, если женщина, мать на поругание, если дитя брошено, без пригляда осталось. Разворачиваются и разветвляются сюжеты судеб:

И стоят они – матери с жёнами,