Трудно поверить, что поэма написана в 1960 году, настолько она – снова ищем слова поточнее – несоветская, что ли: протопоповское аполитичное, но природное, стихийное бунтарство так и хлещет с её страниц.
Видимо, «Царь-пушка» требует более пристального литературоведческого, текстологического внимания, а не беглых записок собрата-литератора.
Ещё под обложками стараниями Тамары Георгиевны собран великолепный венок стихотворений, изъявляющих разносторонность интересов автора. Ведущая (и, несомненно, ведущая нас, читателей!) тема – о ней же, о гаревой:
Ой, ты, Русь, ты моя неизмерная!
Песни-стрелы куда домечу?
Гаревую тебя, нерассказанную,
С тех до этих времён волочу.
Эти строки пришли к Глебу Пакулову во сне и записаны им были ночью на обоях в доме на Байкале. И недаром однажды сказал его друг – Александр Вампилов, что «писать нужно о том, отчего не спится по ночам». Романтическая душа Глеба Пакулова не спала, кажется, и во сне – работала, скапливала.
Здесь же – Киевская Русь: «Приумолкли князья // Под могучей рукой Ярослава…»; Сергий Радонежский: в «Предполье Куликовом» митрополит Алексий наставляет игумена: «Ты, отче Сергий, оком зорким // Бди князя, молод он, горяч…»; а недалече стихи о декабристе Волконском и его жене, княгине Марии: «Крыжатый шпиль // Крестовоздвиженья // Оплавлен полымем рассвета. // Народа русского подвижница // Пришла в храм Божий за советом…»; а у вольнодумца, вольтерьянца Радищева «синий томик Вольтера // Дрогнул в пухлой руке. // Взгляд, нахмуренный, серый, // Стыл на дерзкой строке…»; и через несколько страниц – мы на дуэли Пушкина: «Выстрел сдунул с берёз // Ошалелую галочью стаю. Он упал на Россию, // Не простив, не разжав кулака…» А – Байкал, Сибирь? Они всюду в стихах, и зримо, и незримо, потому что Байкал и Сибирь – его судьба, его и материальные и духовные небо и земля.
Но здесь же – размёт тончайших паутинок любовной лирики, и порой встречается нечто запредельно сокровенное:
То знак мне был. Была примета:
Лучистым схвачено венцом,
С другого, горестного света
Твоё проглянуло лицо…
Видимо, Тамарой Георгиевной глубоко и ответственно продумано название книжки – «То знак мне был…»; в нём, конечно же, подтекст, шифр, которые, полагаем, сугубо и трогательно личного характера.
Ещё хочется сказать о стихотворениях, что в них много души, души одного человека – автора. Но во множестве строк звучит открыто или угадывается и нечто общее наше, подчас облекающееся в одеяния молитвы – самых сокровенных на земле слов:
