Но знаю, знаю, что молитву читают не потому, что больше нечего делать. К молитве надо прийти, её надо ещё и заслужить. А потом органично, ласково влиться в неё, текущую из веков, от предков твоих.
«В конце концов, отчаявшись куда-нибудь выплыть, Галкин выключил мотор. Стало совсем тихо. Кругом были только вода и туман и ничего, кроме воды и тумана». Можно потерять и ум, и душу, кричи не кричи: «Ма-а-ать! Тётка Дарья-а-а! Эй, Матёра-а!..», а не знаешь пути – на Бога надейся. Но говорят неспроста: «На Бога надейся, а сам не плошай». Заблудились, потому что обеспамятовали, потому что хотели ускользнуть от правды. С правдой тяжело жить. За правду не приласкают, не поблагодарят.
Валентин Распутин – писатель всея Руси, писатель той Святой Руси, которая была и остаётся высшим этическим идеалом для русского человека, потому что веками высшим законом и мерилом жизни была и будет правда.
Валентин Распутин не современный писатель, в значении модный, продвинутый, а жутко, трагически старомоден. Посконен. Сыромятен. Но где теперь весь тот легион модных, крикливых, егозливых, партийных и не очень партийных сочинителей целого ХХ века, из которого и он, Валентин Распутин, вышел? Кто ими интересуется, кроме профессуры или предприимчивого фабриканта-макулатурщика? Валентин Распутин, его проза и публицистика выстояли, нужны XXI веку, потому что в нём правда Святой Руси, потому что в нём молитва.
А какой у прозы Валентина Распутина недостаток? Есть такой, если вымерять его творчество филистерской мерой престижно – непрестижно. Валентин Распутин весь в традиции, он старомоден, а сейчас – и это вполне очевидно – устроен настоящий крестовый поход против традиции, всего корневого народного. Ложных кумиров возносят за ахинею, за чревовещательство, за ёрничество, за выполаскивание своего кишечника перед всем светом. А что же Валентин Распутин? А он традиционно, по-русски молится за нас, грешных, плутающих, молится каждой строчкой своего творчества.
И его молитвам звучать в веках, как звучать в сердцах и помыслах истинных русских людей колокольным звонам Святой Руси, которую мы – нет, нет! – не потеряли, не изжили в себе, несмотря ни на что, но которую, похоже, как время от времени вообще случается с людьми, с изменчивой, неустойчивой человеческой породой, подзабыли, подзадвинули покудова в некое укромное местечко. Подзабыли и подзадвинули, конечно, с умыслом: чтобы нагрешиться вволю, досыта, оторваться, как говорится, по полной, коли уж дозволено всё и вся.
