Вампилов сидел на тахте, опершись подбородком о стиснутый кулак. После долгого раздумья он сказал:
– Слушай, неужели не ясно, о чём пьеса? Так обидно! И потом, ведь я написал Товстоногову, что пьеса принята. Они уже разворачивают репетиции. Выходит, я трепач?»
А вот что вспоминает Елена Якушкина, заведующая литчастью театра имени Ермоловой: «Очень много времени и сил уходило в те годы на то, что мы называли «пробиванием» его пьес на сцены московских театров. Дело это было сложным, и колотиться, как говорил Саша, приходилось много. «Вы там сильно не расстраивайтесь и не берите всё на себя, – с обычной своей дружеской заботой и теплотой писал он, – пусть режиссёры больше упираются».
Лицо улыбающегося, но уставшего Вампилова.
«Итак, суммированные замечания, – писал Вампилов Якушкиной в другом письме. – Что именно хотят от автора? Да сущие пустяки!
1. Чтобы пьеса ни с чего не начиналась.
2. Чтобы пьеса ничем не заканчивалась.
Другими словами – никакой пьесы от автора не требуется».
Во всех театрах одно и то же – вроде бы «да», но и вроде бы «нет». Друзья Вампилова говорили, что от такого обращения можно было бы озлобиться на людей, на жизнь, закрыться, уйти в себя, но Александр скорее удивлялся и хотел всё же понять тех людей, которые вели с ним эту непонятную игру. Иногда лишь просачивалась сукровицей горечь. Он писал Иллирии Граковой, редактору издательства «Искусство»: «У меня впечатление, что завлит на меня махнула рукой, и мои пьесы со стола переложила на окно, где у неё форменная братская могила неизвестных авторов». Ей же он рассказывал о пьесе «Несравненный Наконечников»:
– Представляешь, герой после всех своих мытарств бежит из театра, он ничего этого уже не хочет, бежит через зрительный зал, а за ним бежит режиссёр, который всё же надумал ставить его пьесу…
– Хочешь поделиться своим богатым опытом общения с театром? – спросила я.
– Да уж, есть о чём порассказывать, – засмеялся Саня».
Бег человека в тоннеле убыстряется, дыхание становится тяжёлым, стонущим.
Он продвигался, упрямо продвигался по этому мрачному тоннелю-пытке.
«Надо биться! А иначе зачем я послан на эту землю, а иначе зачем мне дан талант, а иначе зачем я столько мучился?» – быть может, думал Вампилов.
Хотя иногда, по свидетельствам многих, драматург уже не верил, что когда-нибудь выкарабкается. «Я не жалуюсь, – писал он Якушкиной, – я просто остервенел и просто-напросто брошу всё к чёртовой матери!» В этих словах глубокая и жестокая правда последних лет его жизни! Всю силу своего таланта он вынужден был направлять не на развитие своих способностей, а единственно на то, чтобы выжить, протянуть до
