Я тогда с трудом пробился к Валентину Григорьевичу – возле него в расшаркиваниях и нашёптываниях тёрся и выгибался разнопёрый литературный люд. Поблагодарил его. Он пожал мою руку, ничего не ответил, но – подмигнул, с этакой, знаете, насмешливой заговорщической хитринкой: мол, не дрейфь, парень.
Потом мы с Валентином Григорьевичем несколько лет заседали в правлении нашего Иркутского регионального отделения Союза писателей, перезванивались, обменивались письмами, случайно сталкивались на улицах Иркутска, видались разок-другой в Москве.
Чему я научился у него? Вере в то, что Россия, и упавшая, и растерявшаяся, и растерявшая немало своих драгоценностей в последнее столетие, всё одно сияет. Сияет! Он и праздник такой с губернатором и владыкой учинил в Сибири – «Сияние России». Надо бы размахнуть его на всю Россию-матушку.
Что в Распутине вам кажется знаковым для него самого, для времени, в котором он жил, для народа, чью душу просвещал и у которого учился?
В прошлом году отмечалось тысячелетие преставления великого равноапостольного князя Владимира, крестителя Руси, и в этот же год ушёл от нас Валентин Распутин. Какое-то, почувствовал я тогда, указующее, что ли, совпадение. Словно бы совпало для того, чтобы мы о чём-то важном для нас всех, но покамест призакрытом, полуосвещённом, призадумались.
Мне представляется, что две эти личности в русской истории сопоставимы друг с другом. Нет, не равнозначны, конечно же, но именно сопоставимы друг с другом по значимому и лично для себя, и для людей многих и многих деянию, совершённому и повершённому каждым и по-своему. Князь Владимир, радея о единстве и преуспеянии молодого, ещё весьма и весьма шаткого государства своего, и силой, и уговором, и собственным примером стал собирать людей и скреплять их друг к дружке верой, именем Христовым. А сибирский писатель Валентин Распутин, через века, в наших сумбурных и смутных восьмидесятых и девяностых и даже ещё в нулевых, собирал по крохам эту веру для людей в своих выступлениях, в своей публицистике, в прозе, в своих хождениях по мукам во властные дома, чтобы выпросить чего-нибудь для русской литературы, для духовного просвещения. Уверен, если бы не Валентин Распутин тогда – неведомо, куда бы пошатнулась и побрела Россия.
Коротенько давайте вспомним, что то была за эпоха – разброд в мыслях, в делах, и личных, и государственных, какая-то поголовная безнадёга. Церковь ещё только-только ожила, выдающихся людей, проповедников, ораторов или людей пишущих из своей среды ещё не выдвинула, по крайней мере таких, к каким прислушивалась бы вся страна. А к Валентину Распутину, несмотря на разброд, всё же прислушивались, слушали его. А о чём он неустанно и ярко, часом яростно говорил и писал? Позвольте, зачитаю:
