Яблоневый сад | страница 127

Это он в своём «Слове Есенину», тогда недавно ушедшему из жизни, горестно итожит и свой жизненный опыт, а ведь ему всего было 23. Паренёк, но – внешне. Строкой, а значит, душой, – уже бывалый, уже мудрец. Потому и веришь написанному им тоже в 23:

Очередное лихо – Великая Отечественная. С первых дней поэт на фронте, не поэтом, не при газетке, а – бойцом. Однако поэзия – в сердце, под гимнастёркой, и чуть передышка – стихи, стихи:

Чуял поэт смертыньку свою раннюю. Но она пока что игралась с ним: на Брянском фронте под Ельней ему оторвало осколком мины четыре пальца правой руки. Ташкент, госпиталь, передышка для духа и плоти – писать, писать! Несколько книг взахлёб написал и издал. Прекрасных книг военной лирики, если, конечно, можно применить к слову лирика слово военная.

Торопился, писал много: чуял, чуял её. Она извечно подстораживает всех настоящих поэтов чуть не сызмала, словно хочет сказать: «Написал, дружок, хорошо в молодости – и довольно: не надо самого себя повторять до старости. Останься в памяти людей свежим, озорным и – любимым».

Мог бы по тылам отсидеться, в редакциях городов. Нет – рапорт за рапортом: на фронт.

Снова попал на Брянский, страшным для России и мира летом 42-го, но уже как инвалид – корреспондентом, спецкором. И можно было бы дотянуть до Победы, исшаркивая в редакционном кабинете пером бумагу и статьями, и стихами, но стихия души его была другой стати – ратника-бойца и вечного юноши. Он – в боях, в походах с солдатами. Нет, он не ищет смерти, он ищет истинную жизнь, чтобы рассказать о ней правдиво и ярко, а часом и хлёстко.

И какие могут быть вопросы, нужен или нет нам сейчас Иосиф Уткин, когда читаешь его «Сестру» (1943):