будет непонятно, неполно, неубедительно, – так, что ли? Мало в стихах людей, судеб, событий, в том числе исторических, в особенности современных. Мало, очень, очень мало
самого его, юбиляра нашего славного. Не вдохновляет город? Понимаем, понимаем: пишу, чем живу. Но ежели, милостивые государи и государыни, снаряжаем стихотворчеством юбилейный том, то давайте не забывать о виновнике торжества. Для других стихов – другие книги и сборники. Верно? Заявлено же: включаем в том…
произведения… посвящённые родному городу. Или слово
посвящённые нужно растолковывать?
Но Иркутск, слава Богу, всё же прозвучал. Конечно, прозвучал. Порой великолепно, искристо, полнозвучно. Ведь 80 славных наших поэтов населили первый том-дом. И по швам сие поэтическое общежитие, кажется, не затрещало, как-то выстояло.
Где-то, простосердечно принимая жизнь и Судьбу, слово об Иркутске прозвучало неподражаемо торжественно, звонко:
Здравствуй, улица Большая!
По тебе шагаю я.
Светит, сердце утишая,
Церковь Спасская моя.
Кружится снег над белым городом,
Над суетою городской.
Ангарский мост пушистым воротом
Висит над зимнею рекой.
Вижу Тихвинскую площадь,
Вижу строгий Белый дом.
Каждый камушек на ощупь
Знаю в городе моём…
(Владимир Скиф, «Песня об Иркутске»)
А где-то, разгребая – подчас бесцельно, но самозабвенно, – каменья канунов и канонов, поэтам пропелось поистине минорно и скорбно:
Мой грустный город, мы одной породы:
ты мой отец, а я – твой грустный сын.
Цветут картофельные огороды,
льнёт к площадям бензиновая синь…
Я перерос твои дома и трубы,
но, о полынной не забыв пыльце,
на грязь дворов молящиеся губы
неугасимо рдеют на лице.
…Мне ни за что не есть чужого хлеба:
уйдя совсем, я сразу же вернусь
и на твоё задымленное небо,
как старовер на скит, перекрещусь.
(Анатолий Змиевский, «Мой грустный город, мы одной породы…»)
Вот видите как оно: есть же что сказать и пропеть о родном городе современному литератору-трубадуру!
Но давайте серьёзно: Иркутск – наша судьба. Наша беда и выручка. Он плохой и хороший. Он отец нам и отчим. Он пьяный и трезвый. Он умный и глупый. Он золотой и серый. Он скромный и беспардонный. Он святой и грешный. Мы его любим и клянём. Несомненно, Иркутск удивительно живой город, очеловеченный в нашем восприятии. Его подчас разящие противоречия и несообразности, но и устойные, вековые добродетели и достижения замысловато перевиваются, огорчая или радуя, озадачивая или окрыляя, отталкивая или же привлекая:
