Яблоневый сад | страница 100



И было так странно, так горько и странно
В пространном, как свет, ясновиденье сна,
Ни изморозь слов, ни сказанья тумана,
А то, что тебя провожаю одна.
Одна, наяву над развёрстой могилой,
Как зазимок стылой в предутренней мгле…
Душа лишь мелькнула птенцом сизокрылым,
Оставив единой меня на земле!..
И глядя сквозь чёрную брешь краснотала,
В предзимнике грозном, седом, как зола,
И просто и ясно я вновь увидала,
Что это не он, это я умерла!

Вся глава – плач души, но души просветлённой, ждущей встречи с Богом.

Плач без слёз.

Со слезами было бы излишне и навязчиво поэтично, то есть тривиально, нехорошо. Здесь нужна проза, и она появилась.

Как часом случается с нашим братом-литератором? Написал просто, а утром перечитал и сказал себе: «Нужно, дружище, ещё проще!» Например, вот так:

Пусть другие войдут в наш запущенный сад,
Распахнётся калитка витая.
Не зови ты меня ни в какое «назад»,
Я в небесный свой край,
Сквозь златой листопад,
Где высокая жизнь, неземная…

Или так, чтоб ещё лучше было:

Водка гордого съела соседа.
Ну а тот,
С кем любима беседа,
Он ушёл. Просто так. Не со зла.
Он ушёл, чтобы я умерла…
Книга закрыта.
Мы молчим.
За окном – январь.
Ещё один год позади.
Думаем и грустим.
(2013)

Таёжный хлеб поэзии и прозы Александра Никифорова

Александр Никифоров давно известен в Сибири как поэт, но в апреле 2014-го вышла его первая книга прозы – повестей, рассказов «Таёжный хлеб» (Иркутск). О метаморфозах с литераторами мы уже писали в статье «Складень», посвящённой творчеству Валентины Сидоренко. А что явилось предначальем рождения прозаика Александра Никифорова? Почему он не захотел работать в поэзии? По творчеству Валентины Сидоренко мы попытались дать ответ по её переходу из прозы в поэзию, и, если следовать нашей логике, отход Александра Никифорова от поэзии был продиктован тем, что его захватила стихия ума.

Похоже, действительно захватила стихия ума, потому что в прозе он зачастую выраженно скуп на краски, в проявлении чувств. В поэзии же, напротив, расточителен, щедр. Любопытно, к примеру, его обращение к Анне Ахматовой:

Волшебные, неведанные звуки
Коснулись в тишине души моей.
Как будто знал я Вас
И был в разлуке,
А Вы меня манили всё сильней.
Как страшно вдруг понять –
Всё безнадежно…
Я тихо жил, смиряя в сердце боль.
Господь в награду
Отворил мне вежды.
Я вижу Ваш божественный глагол.

Все признаки высокого стиля, пиететности молодой души, неизменно связанной с неосмотрительностью в проявлении чувств. В прозе он, похоже, бдительно следит за каждым своим словом: как говорится, слово – что воробей… А в поэзии слово, словомысль его время от времени превращаются в оружие, в возможность раскрыться, если можно так сказать, наотмашь: