считают его пустым местом, но открытую борьбу полагают бессмысленной, ненужной и неприятной. Но чем больше бесплодных баталий она выдерживала у меня на глазах, вызывая всеобщую неприязнь, тем отчетливее я понимал: Анна не строит из себя важную персону, просто она такая. Поняв, как она устроена, я начал относиться к ней немного лучше. Хотя тоже думал, что с ней все-таки трудно.
Не знаю, с чего она вдруг заинтересовалась мной, но это произошло почти в одночасье. До этого она со мной едва здоровалась, а потом вдруг начала искать моего общества, заводила светскую болтовню возле кофейного автомата, в столовой старалась сесть рядом со мной. Несколько раз я ловил на себе ее взгляд через весь кабинет, сосредоточенный, непонятный взгляд, словно она думала, что может получить какие-то ответы, просто долго меня рассматривая. Сразу после того, как я обратил внимание на эту перемену, нас назначили работать вместе над одним проектом. Я не особенно воодушевился – я прямо-таки видел, как она своими вечными придирками разносит в прах любую идею, и дело так и не двинется с места, но к своему крайнему удивлению я обнаружил, что работать с ней легко. Слухи о ее невероятной компетентности оказались правдой, к тому же она не стремилась выглядеть авторитетом и обладала неплохим чувством юмора. Та нервозная энергия, которая разливалась вокруг нее, стала мешать гораздо меньше, когда ее пустили в дело; работать с Анной сделалось легче. Все чаще мы с ней задерживались на работе и сидели одни. Для меня перерабатывать не было проблемой, но удивительно, что допоздна засиживалась и Анна, причем каждый вечер. Я знал, что она одинока, что у нее маленькая дочь, но никогда не спрашивал, кто заботится о девочке по вечерам, а сама она никогда не заговаривала об этом. И когда мы работали так, занятый каждый своим, я часто, пользуясь случаем, наблюдал за ней. Угловатые плечи, длинная челка, короткие светлые волосы бросают тени на щеки, зеленоватые и резко очерченные в нелестном свете люминесцентной лампы. Большинство чувствует, когда на них смотрят, но Анна в этом смысле была не как все – на нее можно было смотреть сколь угодно долго, и она этого не замечала. Она с головой уходила в документы, разложенные перед ней на столе, и казалось, она способна работать много часов подряд, не теряя концентрации. Но иногда она поднимала глаза и широко улыбалась, словно говоря: “А ведь хорошо сидеть вот так, работать?” А когда однажды я, а не она, ввязался в конфликт с нашим безвредным шефом, она, совершенно безоговорочно и без какой-либо выгоды для себя, встала на мою сторону и защищала меня не только перед ним, но и перед всем коллективом. Когда я благодарил ее за то, что она прикрыла мне тыл, она лишь пожала плечами, словно для нее это было не бог весть что. Я полагал, что должен как-то отплатить ей за солидарность, но не мог придумать как.
