Свитер и тапочки всегда дают мне ощущение уюта и покоя. И тут я вспомнила еще одного своего старого приятеля, который всегда меня утешал, — Боунза, мягкую плюшевую собачку, делившую со мной подушку в детстве. Теперь она лежала в коробке с воспоминаниями о прошлом моей матери — рядом со свадебным альбомом, фотографиями всех нас четверых и формой Андреа для оркестра. На секунду я почувствовала, как в детстве, возмущение и обиду — почему Боунза нет сейчас со мной?
Я потягивала вино и вспоминала, как часто мы с Питом подолгу сидели за бокалом, прежде чем заказать ужин.
Два таких разных воспоминания: вот моя мать ищет забвенья в алкоголе, а вот мы с Питом расслабляемся и перекидываемся шутками о рабочем дне, порой весьма нелегком и полном разочарований.
Я ничего не слышала о Пите с того нашего ужина в Атланте. С глаз долой — из сердца вон, решила я. Наверное, ищет другую работу. «Преследует другие интересы», как обычно говорят у нас, когда директора просят освободить стол. Или когда он сам решает уволиться. И порвать все связи.
Час спустя погода начала портиться. По скрипу незапертого окна над умывальником я поняла, что ветер меняется. Я встала, увеличила мощность обогревателя и вернулась к ноутбуку. Почувствовав, что еще немного, и у меня начнется острый приступ жалости к самой себе, я села за работу над тем, что должно стать вступлением к моей книге.
После нескольких безуспешных попыток я решила начать с моего последнего воспоминания об Андреа. По мере того как я писала, память прояснялась. Я четко увидела спальню сестры, белое кисейное покрывало на кровати, занавески с рюшем. Я представила каждую деталь комода, который мама так тщательно отделывала под старину, фотографию Андреа с подругами, приклеенную к раме зеркала…
Вот Андреа, вся в слезах, говорит по телефону с Робом Вестерфилдом. Вот она надевает медальон…
Набирая строчки, я вдруг поняла — что-то в этом медальоне до сих пор не дает мне покоя. Конечно, сейчас я вряд ли опознала бы его, но в свое время я дала точное описание полиции — описание, которое в то далекое время приняли за детскую фантазию. Но я знала, что когда нашла Андреа, медальон был на ней, и это Роба Вестерфилда я слышала тогда в гараже. Мама рассказывала мне потом, что они с отцом успокаивали меня минут десять, пока я смогла хоть как-то вразумительно объяснить, где нашла тело Андреа. Этого времени Робу хватило с лихвой, чтобы скрыться. И забрать медальон.
