Я пойду одна - Мэри Хиггинс Кларк

Я часто говорю как бы в шутку, что мое любимое слово — «конец».

Но это действительно мое любимое слово. Оно означает, что история рассказана до конца, путешествие завершилось. Люди, которые в это же время в прошлом году были здесь, — не просто результаты моего воображения. Они то ли живут той жизнью, какую я для них выбрала, то ли меняют ее к лучшему по своему усмотрению.

Мы с моим редактором Майклом Корда путешествуем вот так уже тридцать шесть лет, с того самого дня в марте 1974 года, когда мне, как ни странно, позвонили из издательства «Саймон и Шустер» и сообщили, что они покупают мою первую книгу «Дети не вернутся» за три тысячи долларов. Все это время Майкл был капитаном моего литературного корабля, и я даже представить не могу чего-то более радостного и почетного, чем это наше сотрудничество. В прошлом году как раз в это же время он предложил: «Думаю, книга о раскрытии кражи — то, что надо для тебя». Вот так.

Старший редактор Кэти Саган была моей подругой многие годы. Десять лет назад она редактировала «Детективный журнал Мэри Хиггинс Кларк» и тогда в первый раз работала со мной, вместе с Майклом, над новым романом. Я тебя люблю, Кэти, и благодарна тебе.

Вечная благодарность помощнику директора Джипси да Сильва и читателям моих незаконченных сочинений Ирэн Кларк, Агнес Ньютон, Надин Петри и Лизл Кад.

Снова и снова благодарю сержанта Стивена Мэррона и детектива Ричарда Мэрфи из нью-йоркской окружной прокуратуры — они были моими проводниками в том, как именно шаг за шагом осуществляется правосудие после совершения преступления.

Конечно же, я безмерно благодарна моему невероятному супругу Джону Конхини и всей нашей семье, состоящей из десяти детей и семнадцати внуков.

И наконец, спасибо вам, мои читатели, за все те годы, что мы с вами вместе. Да будет гладкой дорога под вашими ногами…

Памяти преподобного Джозефа А. Келли, 1931—2008

Отец Эйден О'Брайен слушал исповедь в нижней церкви Святого Франциска Ассизского на Западной Тридцать первой улице на Манхэттене. Семидесятилетний францисканский монах вполне одобрял альтернативный вариант проведения таинства, позволявший кающемуся сидеть в исповедальне вместе с ним, вместо того чтобы стоять на коленях на жестком полу за занавеской, скрывающей его или ее лицо.