– Так если она не существует, то откуда эта прическа? – спросил Жан Ги. – Ведь она это сделала, правда?
– Это трудно объяснить. Ты не видел, какой на нем был свитер. Она сделала его из стальной стружки.
– Значит, она должна существовать. Молодому человеку нужно с кем-то заниматься сексом. Я помню… – Он вовремя сообразил, с кем говорит, – и осекся. – Хочешь, чтобы я его проверил, шеф?
– Нет, не стоит. Это не наше дело.
– Конечно, другой вопрос, почему он назначен душеприказчиком в завещании, – сказал Жан Ги. – Почему все вы названы душеприказчиками. Ты и вправду считаешь, что она была баронессой?
– Нет, – ответил Арман. – Не считаю. Думаю, ее дочь права. Она выдумала себе титул для собственного удобства. У нас всех есть свои фантазии, в особенности в детстве. Но большинство из них вырастает. Я думаю, мадам Баумгартнер так и осталась в детстве.
– И передала свою фантазию детям.
– Я в этом сомневаюсь. Я думаю, дочь с фантазией рассталась, Энтони относится к ней иронически. А вот младший сын, Гуго… тут я не знаю.
– Может, поэтому она выбрала вас и Мирну. В момент здравомыслия она поняла, что запудрила им мозги своими фантазиями. Ты можешь себе представить, какая началась бы драка, если бы дети сами разбирались с завещанием?
– Но это не объясняет, почему именно мы, – сказал Арман. – И уж точно не объясняет Бенедикта.
– Верно. – Жан Ги задумался на секунду. – Он понравился Оноре.
Этот вывод казался непоследовательным, но Арман знал: последовательность есть. Он тоже обратил внимание на то, как Оноре воспринял Бенедикта. Глупо было бы доверяться инстинктам ребенка. Но и полностью скидывать их со счетов тоже было бы неразумно.
Арман устроился поудобнее, потом спросил:
– Так как прошел вчера разговор?
– С расследователями?
Ответом ему было молчание, и Жан Ги сразу же понял свою ошибку. Задавая этот вопрос, он как бы сообщал, что был и другой.
Бовуар ждал, что его тесть спросит.
Был и еще разговор?
Но Гамаш не спрашивал. Он просто сидел, закинув ногу на ногу, и ждал.
– Нормально прошел.
– Слушай, не забывай, с кем ты говоришь.
Гамаш сказал это спокойно, будничным тоном. Но предупреждение было четким.
Не лги.
Через закрытую дверь они слышали голоса в соседней комнате. Анни и Рейн-Мари.
Мало в жизни было вещей столь же успокоительных, как доносящиеся из соседней комнаты голоса людей, которых ты любишь.
Вместо генератора белого шума или записи дождя либо океана, если бы его когда-нибудь одолевала бессонница, он бы хотел слушать голоса этих двух женщин. Он погрузился бы в забытье под непрерывное неразборчивое бормотание, которое напоминало бы ему, что он больше не один.
