Уменьшение тяги не прошло бесследно — мерцающие на самом краю экрана тревожным красным цветом четыре яркие точки постепенно начали смещаться к центру. Пираты нас догоняли. Я запустил программу расчёта времени нашей встречи и, дождавшись результатов, удручённо вздохнул — оторваться не удалось. Мы не успеем достичь соседней магистрали — корабли пиратов догонят наш звездолёт значительно раньше. Пока наверняка имеющиеся у пиратов системы постановки помех не заблокировали наши гиперпространственные передатчики, необходимо было подготовить и отправить руководству клана и в имперскую транспортную инспекцию соответствующие отчёты, чем я тут же и занялся, не отвлекаясь более на зрелище постепенно сближающихся на экране маркеров.
Но вот отчёты и в клан, и в имперские службы были сгенерированы и отправлены, и я вновь неподвижно замер в своём кресле, наблюдая за приближающимися к моему звездолёту маркерами преследователей. Нуны медленно тянулись одна за другой, складываясь в ри, а мы пока ещё были живы. Впрочем, всё хорошее рано или поздно заканчивается, и догнавшие нас пираты включили устройства активного подавления, сделавшие невозможными отправку сообщений, после чего пошли на абордаж. Они даже не связывались со мной, предлагая условия сдачи в плен — брать пленных пираты не собирались. Что ж, и я не собирался сдаваться без боя и рассчитывал уничтожить как можно больше облепивших мой корабль десантных челноков, до отказа набитых отбросами общества. Дождавшись, пока высадившийся на обшивку моего звездолёта десант вскроет герметичный внешний корпус и, снеся пару переборок, попадёт во внутренние отсеки корабля, я отдал корабельному искину команду на подрыв гиперпространственных двигателей. Четвёрку преследовавших меня звездолётов взрыв, скорее всего, не затронет — те явно когда-то числились в составе имперского военно-космического флота и наверняка имели не только мощную лобовую броню, но и не менее мощные силовые экраны, которые не в состоянии повредить обычный термоядерный взрыв. Пошли последние данги моей жизни и жизни моего экипажа, который я даже не предупредил о том, что только что подписал ему смертный приговор. Впрочем, иного выхода у меня и не было — обстоятельства оказались сильнее меня, оставалось лишь выйти из сложившейся ситуации с честью. Честь, как учил меня мой инструктор, дороже жизни. И лишь одну, но простительную слабость я позволил себе перед смертью — сильно, до боли в руках, сжал заветный медальон и мысленно извинился перед девушкой, на всю жизнь оставшейся моей несбыточной мечтой, за то, что я больше никогда её не увижу. Больше всего на свете я хотел бы в эти мгновения оказаться рядом с ней… И эта мысль оказалась последней в моей так неожиданно оборвавшейся жизни — перед глазами, выжигая сетчатку, возникла яркая вспышка, а голову пронзила дикая, всепожирающая боль…
