— Что, так сильно? — известие настолько расстроило меня, что все последующие вопросы как-то разом вылетели у меня из головы. Ведь, если генетически мы несовместимы, тогда наш брачный союз вообще под вопросом — вряд ли и меня, и Линнею устроит отсутствие у нас детей. Видимо, ощутив моё состояние, девушка улыбнулась и ответила:
— Но если ты имеешь в виду генетическую совместимость с целью получения общего потомства, то тут никаких проблем нет — в этом смысле мы полностью совместимы.
У меня от её слов будто гора с плеч свалилась, поэтому, выдохнув, я облегчённо сказал:
— Фух… Слава создателю!
Что вызвало на лице Линнеи очередную улыбку. Странно — или я уже притерпелся, или просто перестал обращать внимание, но грубый шрам на лице сейчас девушку совсем не портил, и мне как-то неожиданно захотелось её поцеловать, что я тут же и проделал. Прямо в губы, изуродованные этим шрамом. Улыбка на лице Линнеи тут же исчезла, и она ставшим для меня привычным равнодушным голосом спросила:
— Зачем ты это сделал?
— Не знаю… — тихо прошептал я, — показалось, что так будет правильно. Ты прекрасна!
— А как же мой шрам? — так же тихо спросила Линнея.
— Я его не вижу…
И это было правдой — для меня ужасный уродливый шрам, обезобразивший лицо девушки, уже не имел никакого значения. Кажется, я всё же влюбился…
Потом мы гуляли по парку, наблюдая, как лето распушило деревья молодой листвой и укрыло землю густым, по колено, травяным ковром. Затем ужинали в ставшем для нас уже привычным ресторанчике, в котором нас узнавали все официанты, а после ужина, дождавшись темноты, опять гуляли по ночному парку, любуясь на высыпавшие на небо звёзды. И лишь по дороге домой, когда мы уже подходили к воротам академии, Линнея сказала:
— А преподавателя по боевой подготовке я постараюсь для тебя найти…
* * *
Отступление второе. Окана, клановые земли Камэни.
В кабинет начальника службы безопасности просунулась очаровательная головка молодой девушки, и весёлый девичий голос прощебетал:
— Господин Грасс, к вам на приём записалась какая-то пигалица со шрамом во всю рожу. Она уже двадцать нун дожидается в приёмной вашего вызова. Сидит неподвижно, как статуя. Я даже поначалу удивилась — уж не померла ли…
— А на какое время она записалась?
— Свободное окно было только на четыре ри. Время аудиенции началось двадцать нун назад, но вы тогда были заняты.
— А почему меня не предупредила?
— Ради какой-то незнакомой пигалицы без роду и племени? Подождёт, ничего страшного.
