И следом он предложил прослушать отрывок из «Поэмы без героя» «про город тринадцатого года».
Были святки кострами согреты,
И валились с мостов кареты,
И весь траурный город плыл
По неведомому назначенью,
По Неве иль против теченья, —
Только прочь от своих могил.
На Галерной чернела арка,
В Летнем тонко пела флюгарка,
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл.
Оттого, что по всем дорогам,
Оттого, что ко всем порогам
Приближалась медленно тень,
Ветер рвал со стены афиши,
Дым плясал вприсядку на крыше
И кладбищем пахла сирень.
И царицей Авдотьей заклятый,
Достоевский и бесноватый,
Город в свой уходил туман.
И выглядывал вновь из мрака
Старый питерщик и гуляка,
Как пред казнью бил барабан…
И всегда в темноте морозной,
Предвоенной, блудной и грозной,
Жил какой-то будущий гул,
Но тогда он был слышен глуше,
Он почти не тревожил души
И в сугробах невских тонул.
Словно в зеркале страшной ночи
И беснуется и не хочет
Узнавать себя человек,
А по набережной легендарной
Приближался не календарный —
Настоящий Двадцатый Век.
В заключение Павел Крючков объявил «Песни на стихи Ахматовой и ее современников» в исполнении Александра Жукова и Игоря Хомича.
«Приморский сонет».
«Двадцать первое. Ночь. Понедельник».
Рыбак. «Руки голы выше локтя, а глаза синей, чем лед».
Летний сад. «Я к розам хочу, в тот единственный сад».
«В старом зале», Евгений Рейн.
В старом зале, в старом зале,
над Михайловской и Невским,
где когда-то мы сидели
то втроем, то впятером,
мне сегодня в темный полдень
поболтать и выпить не с кем —
так и надо, так и надо
и, по сути, поделом.
Ибо что имел – развеял,
погубил, спустил на рынке,
даже первую зазнобу,
даже лучшую слезу,
но пришел сюда однажды
и подумал по старинке:
«Все успею, все сумею,
все забуду, все снесу».
Но не тут, не тут-то было —
в старом зале сняты люстры,
перемешана посуда,
передвинуты столы,
потому-то в старом зале
и не страшно, и не грустно,
просто здесь в провалах света
слишком пристальны углы.
