— Очень красивая — прекрасная комната, мистер Холмс.
— Вы сидели против его письменного стола?
— Совершенно верно.
— И вы оказались против источника света, а его лицо было в тени?
— Это, видите ли, происходило вечером, но свет лампы был направлен в мою сторону.
— Этого можно было ожидать. Обратили ли вы внимание на картину на стене позади кресла профессора?
— Для меня очень немногое остается незамеченным. Это, по-видимому, я перенял от вас. Да, я заметил эту картину.
— Это картина Жана Батиста Грёза.
Инспектор выглядел заинтересованным.
— Жан Батист Грёз, — продолжал Холмс, сплетая кончики пальцев и откидываясь на спинку стула, — был знаменитым французским художником, писавшим между тысяча семьсот пятьдесят восьмым и тысяча восьмисотым годами. Новейшая художественная критика ставит его еще выше, чем его современники.
Теперь инспектор слушал совершенно безучастно.
— Не лучше ли нам… — начал он.
— Мы именно это и делаем, — прервал его Холмс. — Все, что я говорю, имеет прямое отношение к тому, что вы называете Бирльстонской тайной. В известном смысле это можно назвать даже самым центром, средоточием ее.
Мак-Дональд слегка улыбнулся и вопросительно взглянул на меня.
— Вы мыслите чересчур быстро для меня, мистер Холмс. Вы отбрасываете одно или два звена, а для меня это уже препятствие, я не могу поспевать за вами. Что может быть на свете общего между давно умершим художником и Бирльстонским делом?
— Всякое знание полезно для человека, занимающегося расследованием преступлений, — заметил Холмс. — Даже такой незначительный факт, что в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году знаменитая картина Грёза «La Jeune Fille» на аукционе у Порталиса была оценена в миллион двести тысяч франков, может навести вас на кое-какие соображения.
Он оказался прав. Лицо инспектора выражало живейший интерес.
— Я могу напомнить вам, — продолжал Холмс, — что размеры жалованья профессора Мориарти можно узнать из любого справочника. Он получает семьсот фунтов в год.
— В таком случае, как же он мог приобрести…
— Вот именно. Как он мог?
— Все это прямо изумительно, — заметил инспектор задумчиво, — продолжайте, мистер Холмс. Меня это чрезвычайно заинтересовало. Любопытнейшая история.
Холмс улыбнулся. Искреннее удивление всегда радовало его — характерная черта истинного артиста.
— А что же относительно Бирльстона? — спросил он.
— У нас еще есть время, — ответил инспектор, взглянув на часы. — У ваших дверей меня ждет кэб, за двадцать минут он доставит нас на вокзал Виктория. Но относительно этой картины — вы, мистер Холмс, кажется, однажды говорили мне, что никогда не встречались с профессором Мориарти?
