Это был глиняный кувшин.
Река лежала мертвая меж мертвых своих берегов. Я спокойно стоял во дворе, по колени в снегу, и спокойно наблюдал за кувшином, опрокинутым на лед, за серым волком и за приготовлениями лисицы. Под навесом скулил сквозь сон свернувшийся клубком Илия. Он еще не успел почувствовать присутствия зверей на реке, с годами нюх его ослаб. В стороне на берегу росли кусты ракиты, иногда лисица исчезала среди них, но ненадолго, а серый волк тут же начинал беспокоиться и часто оглядываться назад, на темнеющий за полем лес.
Опрокинув на лед кувшин и несколько раз сбегав к ракитам, где она осмотрела то, что ей было нужно, лисица вернулась к волку и стала в чем-то его убеждать. Он качал головой, но я не мог понять, соглашается он с лисицей или не соглашается. Потом лисица словно бы обиделась, перестала уговаривать волка, постояла, устремив взгляд на молчаливую снежную пустыню, внезапно повернулась и побежала по сугробам к Выселкам. Она превратилась в клубящееся пламя; бесшумно скользя по снегу, она увеличивалась и увеличивалась и стала похожа на комету. Волк завыл, в этом вое я уловил воодушевление. Лисья комета на миг озарила хутор — вот сейчас, подумал я, это пламя, подобно небесной комете, лизнет и подпалит хутор, но в следующее мгновение свет угас или я перестал его видеть. Волчий вой оборвался. Я думал, что быстрая рыжая лисица скрылась на тропке, протоптанной в глубоком снегу, там был овраг, и я ждал, что она вот-вот покажется по другую его сторону, но ни одна живая тварь не появлялась. Видно, лисица спряталась или начала кого-то выслеживать.
Серый волк, обернувшись, смотрел вслед исчезнувшей лисице; он ждал, не мелькнет ли снова среди сугробов подвижное пламя. Потеряв терпение, пробежал несколько шагов по лисьим следам, понюхал их, остановился, оглянулся на деревню и побежал дальше. Потом он тихим воем позвал лисицу, громко выть он не смел, потому что близко была деревня с ее собаками, с гремящими и выбрасывающими огонь палками. С какого-то холмика волк снова оглядел заснеженное поле, но глазам его предстало лишь ледяное запустение. Он поспешил по собственным следам назад, к кувшину. Здесь, на реке, все-таки был хотя бы кувшин, а подо льдом играла рыба, блестящая, с подведенным брюшком. Если бы река не замерзла, он попробовал бы там, где брод, ударом лапы подсечь рыбу, выбросить на берег и потом в изумлении наблюдать, как это мокрое и безногое животное прыгает на снегу. Не бежит, не нападает — просто выгибается дугой и подпрыгивает, хватая ртом воздух. Рыба всегда изумляла его этими прыжками.
