Это с одной стороны.
С другой стороны, мужички из Выселок не больно себя и утруждают изгороди строить, там ведь половина народа — цыгане, им бы только свадьбы играть, а не таскать из леса колючие ветки да изгороди городить. Цыганское население любит жить ничем не огороженное, а мы здесь, в Нижнем Лихе, любим огородиться. У дичка, однако же, корни сильные и ствол крепкий. Если хочешь привить садовую грушу, чтоб она долго жила и не боялась, что майский жук у ней корни подъест, выкапывай в лесу или в поле грушу-дичок и к ней присаживай черенок от садовой. Вот что такое дичок! Что же касается прозвища материнской семьи — Дички, — Опекун полагал, что оно пошло от бывшего когда-то давно переселения. В горных выселках много переселенцев из села Дикая Слатина, оттуда, видно, и Дички, у них и родня в Дикой Слатине есть, это Опекун узнал, когда они с Мироном ходили свататься, потому что во время сватовства зашла об этом речь и отец Спасы помянул какого-то человека из Дикой Слатины и что этот человек, мол, его родственник. А семью эту им присоветовали, когда стали искать девушку для отца Левшонка, так что они прямо к Дичкам и пошли. Кто пошел? Пошли он, Никола, теперь Опекун, понятное дело, Мирон и еще из Выселок пошел с ними всем известный Тома в розовых носках. У Томы язык очень уж хорошо подвешен, редко какая помолвка без него обходится, и шутку ввернуть умеет, всегда веселый, и еще он как кошка — все на ноги падает. Так вот с Томой в розовых носках и с Мироном они всем обществом и пошли к Дичкам, чтоб посвататься к ихней дочери. «Девушку тогда кликали Спаской, а потом годы прошли и стали ее звать не Спаской, а Спасой», — заметил Опекун.
Он описал Дичков как людей основательных, надежных; очень понравилось Опекуну, что все они живут вместе, в одном доме, к которому уже несколько раз делали пристройки, потому что, если кто из семьи женился, ему пристраивали комнату, в этом разросшемся доме жили вместе братья, снохи, золовки, свояченицы, дети, старики, и видно было, что, хоть живут они бедно, все содержится в чистоте и порядке, и, когда один говорит, другой слушает, а не как у нас, в Нижнем Лихе, к примеру, только один заговорит, тут же и другой начнет, а в Выселках и вовсе не разбери-пойми, потому как там все говорят разом. А вот у жителей той горной деревни ничего подобного не увидишь, потому как они народ основательный, степенный. Эти основательные люди произвели сильнейшее впечатление на наших, так что даже Тома в розовых носках оставил свои шуточки и завел с хозяином — старшим в доме — долгий разговор о войнах. Потом молодые поцеловали хозяину руку, он благословил их, подарил на обзаведение козу с двумя козлятами, и Мирон привел молодую жену в деревню. И хотя Мирон был человек горячий, вспыльчивый, крутой, рядом с молодой женой, с дичком со своим, скоро присмирел, обмяк и тоже стал человеком основательным и степенным. Только эта чертова коза, вспоминал Опекун, оглянуться не успели, обглодала все деревья в саду и, ободрав их до кости, перекинулась на соседние сады и там стала глодать кору, а если погонишься за ней с палкой или кинешь в нее камнем, эта чертяка тут же забирается на крышу кошары или сарая и даже на крышу дома, и никакого у ней страха, что она может поскользнуться и свернуть себе шею. В тот же год Мирон продал козу одному человеку из Выселок, там по причине неогороженных дворов коза беспрепятственно обглодала все деревья, и тот человек в свою очередь сплавил ее кому-то в горную деревушку. В горах эти козы чувствуют себя как дома — глодай, сколько хочешь, карабкайся, куда хочешь! Там, бывает, птица не решается куда-то сесть из страха, что ее сдует ветром, а коза забирается туда и преспокойно жует сорванную веточку. Всему свое место! Оно и видно, к примеру, как трудно дикой горной козе жить в Нижнем Лихе, потому как здесь полно садовых деревьев, а животине откуда знать, что дикое, что садовое, для нее коли зеленое, так и глодай! Человек, наоборот, когда попадает из дикого места в очеловеченное, первым делом начинает оглядываться, смотреть, что к чему. Спаска вот, хоть мы и привели ее из дикого места, ничего у нас не обдирала. Правда, теперь я иногда думаю: всегда ли все у них было мирно? После смерти Мирона старый Дичок говорил мне: «Сломалось деревце, лучшее свое деревце я вам дал! Только бы молодой побег не сломался!» Он говорил это о парнишке и говорил потому, что я взялся быть парнишке опекуном.
