- Как и положено гарному хлопцу в расцвете лет и сил!
- Завидный оптимизм.
- А чего мне? - Павел пожал плечами. - Ты вот выглядишь неважно. Стряслось чего?
Регина закусила губу.
- С голландцем своим не в ладах? - предположил Павел.
И Регина не выдержала:
- Да нет никакого голландца! Выдумала я его для матери.
Павел озадаченно почесал затылок.
- К кому же ты в Амстердам-то ездила?
Дважды за невероятно длинную минуту молчания Регина порывалась рассказать брату обо всем от начала и до конца. Но так и не решилась. Даже не заплакала, когда поняла, что не может, потому что, несмотря на отчаяние, все равно боится. Чего? Как это ни смешно, в какой-то мере даже матери!
- Дурак ты, Пашка, - она горько усмехнулась. - Да и я не лучше.
Теперь Регина даже радовалась, что так и не сказала главного. Ведь брат ничем не мог ей помочь, даже посочувствовать - вон какой счастливый!
- Ладно, - она взболтнула кофе. - Понесу кофеин в народ. Заждались, небось.
Бросила на Павла последний, почти затравленный взгляд и ушла.
Постояв немного в оцепенении, Павел достал из шкафчика початую бутылку "Чинзано", наполнил бокал. Смакуя итальянскую прелесть, сел за стол и задумался о том, что о жизни Регины знает ничуть не больше, чем о делах Артура. Голову никогда не посещала мысль, что у сестры могут быть проблемы она ведь держалась всегда на пять баллов, производила впечатление абсолютно уверенной в себе, цветущей девушки. А тут: слезы, недомолвки...
Регина пила со всеми кофе, как обычно, мило улыбалась и успешно играла роль довольной собой невесты преуспевающего голландца.
А Артур снова наполнил рюмку.
- Ой, сынок, - встревожилась Илга Дайнисовна, - ты уже третью наливаешь.
- Наверстываю упущенное.
- Лучше тебе попридержаться, - строго посоветовал Юрий Антонович.
Пытаясь сохранять миролюбие, с едва уловимым раздражением Артур напомнил:
- Батя, праздник ведь.
- Но святой! - Илга Дайнисовна посуровела. - В такой день...
- Блин, как бесит меня это слово! - Артур занервничал, снова потер висок. - Святой день, святое дело, святое чувство... Задолбали! Нахавались! - он чиркнул пальцем по горлу. - Во! В детстве куда ни плюнь, обязательно угодишь на что-нибудь святое, а то еще и заденешь святую мечту о светлом будущем. Щас все это заплевали, а святым объявили все то, что заставляли люто ненавидеть, - прищурив глаз, он уставился на мать. - Как это называется?
- Я всегда была с Богом, - не очень твердо произнесла Илга Дайнисовна.
